Я позанималась в комнате и, поскольку погода была отличная, пошла еще гулять в университетский парк, решив исходить вокруг все, где я еще не была. Сходила на смотровую площадку, куда привозят туристов. Оттуда шли группами китайцы и индусы. Много-много китайцев. Сразу было видно бедных – они не рассчитывали на такой холод, плохо были одеты, кутались в большие платки поверх осенних пальто и курток, некоторые обернули головы полотенцами. Отдельно шли китайские мажоры по трое-четверо, в хороших шубах и дубленках, с персональным гидом, высокие, лица гладкие… Лучше ели в детстве, наверное. А бедные были ниже меня, даже мужчины.
Индусы были одеты пестро, тоже наверняка надели все, что было с собой. Кто-то купил русский платок и накрутил его поверх вязаных шапок или наоборот – шапку надел еще сверху платка. Представляю – для них это аномальный холод, как для меня минус шестьдесят.
Здание Московского университета смотрится со всех сторон по-разному и совершенно грандиозно. У нас говорят, что внутри здания есть подвал, а в нем какая-то тайна, что-то связанное со Сталиным. И еще говорят, что от университета расходятся подземные ходы по всей Москве. Века идут, а легенды – о подземных ходах, о царях, о спрятанных сокровищах, библиотеках, архивах и тайных комнатах живут и рождаются новые. Еще говорят, что на самом деле Главное здание МГУ – это ракета. И если случится что-то крайнее, страшное, последнее, то ракета заведется и улетит в космос со всеми великими знаниями, накопленными нашими учеными и вообще человечеством. Внутри Главного здания – такая сложная и загадочная система лифтов, сообщения между этажами, что на самом деле непонятно, что там находится.
Я обошла кругом все-все здания, увидела совершенно заброшенную территорию действующего факультета астрономии, сходила в Ботанический сад, куда пускают по нашему студенческому бесплатно и без ограничений. Осенью здесь продавали яблоки из университетского сада, я купила несколько килограммов вкуснейших яблок, очень дешево, и написала в общую курсовую беседу, что можно купить яблоки. Что тут началось! Как же надо мной смеялись! Все, кому не лень, постарались высказаться на тему того, что я совсем бедная, или, наоборот, что я «в доле» с садом МГУ, предлагающим свои яблоки, груши и сливы. Больше я такой ошибки не делала.
Однажды в сентябре после пар я пошла в сад МГУ собирать облепиху, фотографировала крупные грозди оранжевой солнечной ягоды, ела потом ее целый месяц (там такой закон – сколько соберешь, столько и заберешь, за символическую плату пятьдесят рублей килограмм) и бабушке привезла в подарок из Москвы, и это был для нее самый лучший подарок, лучше даже старого томика Максимилиана Волошина, который я купила в книжном на первом этаже нашего гуманитарного корпуса.
Бабушка любит у Волошина два или три стихотворения. Но при этом он – один из ее самых любимых поэтов, потому что несколько его строф она повторяет всю жизнь, как свои главные лозунги.
Это первое стихотворение, которое я услышала в своей жизни. По крайней мере, я так помню. Идем мы с бабушкой по серому, темному городу, на голову что-то капает, мы – гуляем. Это – прогулка. Эта мука называется прогулкой. На детской площадке мокро, на качелях мокро, на бульваре мокро, везде мокро, перила на мосту трогать нельзя – они мокрые, ноги у меня давно мокрые, а бабушка, запрокинув голову, декламирует:
Я, наверное, была совсем маленькая, потому что подумала, что море – это когда темно и мокро, и все время капает с неба, и это все надо любить – судя по выражению лица бабушки. Когда через несколько лет мы первый раз поехали на море, в Крым, я очень удивилась, увидев, что именно имел в виду Волошин. Удивилась и поняла – и Волошина, и бабушку. Просто внутри нее всегда есть это огромное синее море, прекрасное, бесконечное. Она его представляет, и ей легче переживать одиннадцать месяцев мокрой промозглости родного города. Один месяц солнца и у нас все-таки набирается за год.