Улов серцевидок оказался так велик, что я не мог понять, как может он уместиться в моей сетке, хотя шире и глубже ее не было ни у кого в наших краях. А ведь я раздал по меньшей мере в три раза больше сердцевидок, чем лежало в ней теперь, беднягам, которые в тот день переворошили все побережье, не найдя ни единой раковинки. Это навело меня на мысль, что Провидение мне покровительствует и что святой Михаил благосклонно примет те молитвы, какие я намеревался вознести за моего отца и дядю и за Фею Хлебных Крошек – моих единственных земных заступников. Поэтому, после того как другие ловцы сердцевидок распродали свой улов, я угостил паломников частью моего, отдав за приправу те несколько мелких монеток, какие у меня еще оставались, но не тронув двадцати луидоров, которым я приискал употребление еще до того, как отправился в путь.
Глава девятая,
рассказывающая о том, как Мишель выловил из песка фею, и о том, как он обручился
Я возвращался с горы Сен-Мишель в самом веселом расположении духа, распевая балладу, которой гранвильских мальчишек научила не кто иная, как Фея Хлебных Крошек:
Время от времени я бросал взор на песчаный залив, над которым так величаво возвышается базальтовая пирамида горы Сен-Мишель. Был один из тех опасных дней, когда песок, делаясь более подвижным и более алчным, чем обычно, пожирает всякого неосторожного путника, который осмеливается идти вперед, не прощупав предварительно почву под ногами. Песок, как говорят в наших краях, затягивал несчастных, и колокол на горе уже дважды или трижды извещал о беде похоронным звоном. Внезапно я услыхал крики: «На помощь!» – и увидел в песке странное тело, которое не было похоже на человеческое, но, однако же, притягивало взор своей белизной и, казалось, боролось со стихией, выказывая совершенно непостижимую стойкость, Я бросился па помощь, но не успел я швырнуть несчастному созданию
– По правде говоря, Фея Хлебных Крошек, – воскликнул я, продолжая смеяться, поскольку она продолжала приплясывать, – никто лучше вас не сумел бы устранить любой непорядок в одежде, и самые элегантные из наших модных торговок могли бы вам позавидовать, ибо, к моему великому счастью, вы выглядите нынче еще более нарядной и изящной, чем в ту пору, когда признались мне в любви. Но осмелюсь ли я спросить вас, Фея Хлебных Крошек, волею каких удивительных обстоятельств госпожа стольких владений, соблаговолившая украсить своим сельским домиком стены жалкого арсенала графства Ренфру,
Услышав эти слова, Фея Хлебных Крошек поджала губы с видом наполовину смиренным, наполовину кокетливым – насколько это было возможно при ее длинных зубах, – и, перебрав в уме несколько риторических фигур, отвечала вот что: