Вымучиваю улыбку, иду к креслу. Только теперь, будто в первый раз замечаю флакончики с зельями, которые накануне оставил Хмурус.
— Вы не могли бы посмотреть, что это за лекарства?
Вспоминаю нашу последнюю стычку с Хмурусом, закинувшую меня вновь сюда, и всерьёз опасаюсь, как бы этот… хмырь под шумок не навредил кудеснику. Недаром же он несколько раз тыкал мне медотсеком.
— Капните вот сюда.
У доктора весьма специфическое оборудование, позволяющее бестелесному созданию делать анализы. Чем-то штуковина напоминает микроскоп с прикрученным к нему противогазом.
Сначала вытряхиваю парочку капель из одного пузырька.
Доктор рассматривает их, что-то пишет пальцем по воздуху — не знаю, может у него есть какая-то бесконтактная бумага, и произносит:
— Хм…
Затем настаёт черёд второго флакона. Эту микстуру призрачный врач подвергает более детальному рассмотрению, бормоча себе под нос:
— Странно! Невероятно! Невозможно!
Не сказать, что подобные возгласы сильно настораживают, но некоторую долю нервозности привносят определённо.
Кусаю губы, тереблю платье и твержу, как заведённая:
— Ну что там? Что?
— Прелюбопытный состав, мадемуазель. А уж сочетание того и другого средства… В общем, таким и мёртвого можно поднять. Я бы лично поостерегся использовать.
В душу заползает мерзкая змейка гадливости — неужели Хмурус способен на низость и подлость? Да что там! Он ловил меня и запирал в клетке! Он пытает сейчас несчастных крысоров! Он способен на всё!
— Можно сказать, что кудесника хотели отравить?
— Вовсе нет, — мотает головой доктор, — скорее — радикально разбудить. Поднять, как поднимают голема, куклу. Я же говорю, наш пациент скорее мёртв — у него нет души. Но ректор, видимо, принял во внимание ваши страдания и решил подарить вам… вот такое…
— А моим мнением, кончено, не поинтересовался… — ворчу в пространство.
— Он просто хотел как лучше, мадемуазель…
…
Уж не знаю, каким образом призрачный медик проникает в мои мысли, замечаю только, как его тонкие губы расходятся в понимающей улыбке.
— А вот это могло бы сработать и вернуть душу из плена тьмы.
— Значит, вы не считаете советы Книги-Всех-Историй глупыми?
— Отнюдь, они очень даже полезны.
— Жаль, что не получится осуществить — мне нельзя в Злобнолес. Пропитаюсь тьмой, кудесник сам же меня и убьёт.
— Зато мне в Злобнолес можно… — раздаётся сзади.
Голос узнаю безошибочно и оборачиваюсь к улыбающейся, немного усталой Злобинде…
Хочется закричать, запрыгать на месте, как делают девчонки при встрече с подругами, а потом кинуться на шею. Но удаётся сдержать порыв — не время и не место. Сейчас хватит и простого объятия с доброй улыбкой.
Я очень соскучилась и рада её видеть.
Доктор-приведение испаряется, вежливо раскланявшись и пробормотав, что негоже мешать дамам общаться.
Усаживаю Злобинду в кресло, боюсь выпустить её руку. Кажется, отпущу, и она растворится в воздухе, как наш призрачный доктор.
— Ты рано. У вас же медовый месяц?
— Какой там медовый месяц, — фыркает Злобинда, — когда сказочный остров, где ты только собрался подставить бока солнышку, исчезает, будто головка сыра под нашествием крыс…
— Всё так плохо?
— Всё куда хуже, — говорит она и кивает на кудесника: — Поэтому его нужно как можно быстрее поднимать.
— Так идём же в лес. К дубу.
Поднимаюсь, тяну её за руку. Но забываю, что это Злобинда. Она сначала всё разложит по полочкам, взвесит все «за» и «против», а лишь потом будет действовать.
— Что именно ты хотела делать в Злобнолесу? — спрашивает она, высвобождая ладонь и склоняя голову набок.
Я максимально подробно пересказываю ей своё видение, останавливаюсь на призыве радуги и слезе дуба.
Злобинда барабанит по спинке кресла наманикюренным ногтем, иногда понимающе угукает или трёт подбородок. Когда я заканчиваю свою историю, то она, после недолгого молчания, интересуется:
— А что ты вообще знаешь о кудесниках?
Пожимаю плечами. Действительно, немного. Что они — сильнейшие природные маги, Хранящие, на чьих плечах держится баланс. Это и говорю.
— Да уж, у вас, фей, серьёзные пробелы в образовании, — истинно проректорским тоном комментирует моё выступление Злобинда, — нахватались по верхам «чего-нибудь и как-нибудь». Оно и правильно, с грузом знаний порхать тяжелее. Поэтому мы, заучки-тёмные-колдуньи, и не летаем.
Кривлю губы. Так и хочется сказать: «А ещё мы, тёмные, зазнайки», но не буду. Куда ж Злобинда без подколов.
— Ну так расскажи, — говорю я, снова усаживаясь в кресло.
— Мне и самой, если честно, немного известно, — сбавляет пафос Злобинда, — они довольно засекречены. Но знаю только, что кудесники рождаются без души. Они обретают её. Однако для этого нужно провести довольно-таки неприятный и кровавый ритуал. Ты говорила, что у него глаза красным горели, когда он тебя душил?
— Да, будто сам не свой был.