Фея незабудок

Доминик осторожно взял яблоко, гладкое и ароматное, долго размышлял, с какого бока откусить: жаль было портить такую красоту. Вчерашний день вспоминать не хотелось, но происходящее казалось даже немного приятным, и Доминик ничуть не жалел, что попал в лазарет. Его веки отяжелели, видения поплыли сами собой. Последним из них была Фея Незабудок. Она благодарно улыбалась и протягивала ему огромное, светло-зеленое яблоко. Когда Доминик очнулся, за окном уже сгустились сумерки. Скрипнула дверь, – это пришел мистер Дэни. Доминик сразу узнал его по шагам и притворился спящим. Учитель присел на табуретку рядом с кроватью, заботливо подоткнул одеяло, положил ладонь на его пылающий лоб и тяжело вздохнул. Доминик решил признаков жизни не подавать и мистера Дэни не прощать – пусть помучается. Он еще плотнее зажмурил глаза и сам не заметил, как опять уснул.

Похожие друг на друга дни пахли горячим молоком, малиновым вареньем, микстурами и полосканиями. Из опасения, как бы простуда не спустилось в грудь, мистер Пэлтроу ставил Доминику горчичники, давал вдыхать через нос какие-то порошки и не велел вылезать из постели, хотя в лазарете было гораздо теплее, чем за его пределами. Жар оставил Доминика. Он сильно ослаб, подолгу спал, но аппетит у него был хороший, и это радовало фельдшера. Наступил день Святого Валентина. Проснувшись, Доминик увидел на тумбочке букетик незабудок. Неужели здесь побывала Фея? Интересно, как она сюда попала? Должно быть, влетела в форточку. Доминик взял цветы, прикоснулся к ним губами. Они источали аромат лугов и тенистых пролесков, по которым он бродил только в мечтах. А как же он поздравит Фиону? Доминик дождался, пока фельдшер уйдет в аптеку, и тайно покинул лазарет. Он пробрался к своему заветному окну. Утро выдалось ясное и морозное, стекло было покрыто причудливым серебристым узором. Доминик отогрел дыханием проталинку в форме сердца. Так Фиона получила первую в жизни «валентинку», ее нельзя было спрятать под подушку или сохранить на память среди пыльных бумаг, но в душу она запала на веки вечные, как большая и светлая радость. В кладовку прибежал поваренок. Увидев Доминика, он опасливо оглянулся и прошептал:

– Мистер Ингрэм, не надо бы вам тут стоять.

– А тебе какое дело? – буркнул Доминик.

– Как хотите, конечно, но Люси должна будет все рассказать директору. Я сам слышал, – он велел ей за вами следить.

Доминик счел возможным сменить гнев на милость.

– Ладно, дуй на кухню, – сказал он снисходительно, – молодец, что предупредил.

Хотя, какой толк от его заботы, ведь Доминик все равно будет сюда приходить. Это неизбежно, как наступление весны, и встреча с Фионой, и та драка.

Доминик по мере выздоровления становился все беспокойней и непоседливей, от нечего делать принялся за озорство, полез шарить, разбил банку с ромашковой настойкой, и мистер Пэлтроу понял, что его пора выписывать.

* * *

Когда Эдвард Стилпул был молод, он делил со своим приятелем Артуром Дэни маленькую комнатку в Галчатнике. Жили они весело: варили на спиртовке грог, бегали в мюзик-холл, выгораживали друг друга в глазах начальства. Хорошее было время, но оно прошло безвозвратно. Гордость не позволила ему взять в жены простолюдинку, пусть даже вырядившуюся в шелка и вообразившую себя леди, и его домом навсегда остался Галчатник. Когда мистер Стилпул пошел на повышение, он перебрался в неуютную, но довольно про сторную директорскую квартиру, и на него обрушилось несметное количество новых хлопот и обязанностей. Он даже не представлял, с какими трудностями приходилось справляться его предшественнику. Впечатление было такое, будто попечительский совет играет с ним в игру «Накорми сотню ртов семью хлебами». Вот и сейчас директор сидел у себя в кабинете один на один со счетами и выбирал между текущей крышей, проваливающимся полом и простынями, от ветхости расползающимися в руках прачки. Попробуй, реши, какая из этих расходных статей – первоочередная. Потом мысли мистера Стилпула непроизвольно переключились на вопросы воспитания, рядом с которыми меркнет даже крыша, хоть она совсем рухни. Как дальше быть с Ингрэмом? Судя по всему, в Галчатнике его кипучей натуре стало тесно, ему захотелось общения и внимания. После раздумий и сомнений директор решил-таки приобрести для Доминика абонемент на посещение танцевальных классов месье Ларжельера. Если уж Ингрэму так необходимо красоваться перед публикой, пусть, по крайней мере, делает это с пользой для себя, не нанося ущерба репутации приют а. Но и тут тоже нужны были денежные средства. Директор долго приноравливался, откуда бы их выкроить, наконец, махнул рукой и оплатил уроки из своего жалования. Воскресным вечером Доминик вернулся в дортуар, осунувшийся и как будто повзрослевший, и Стюарт радостно бросился к нему навстречу.

– Ты насовсем? – спросил Джозеф Бэнкрофт.

– Надеюсь, что да. Как вы тут без меня?

Товарищи ничего не успели рассказать, поскольку Доминика вызвали к директору.

– Да что же это такое? – взвился Стюарт. – Что этому извергу опять от тебя надо? Воля твоя, но я иду с тобой!