Фея Семи Лесов

– Договорились, буду. Только не сейчас. Пойдем лучше во двор…

Во дворе дети шарахались от нас как от чумных. Даже Мафальда, прослышав, очевидно, о моей матери, уже не заговаривала со мной. Нас никто не задирал, так как Луиджи сам слыл большим задирой, однако мы стояли особняком и не принимали участия в играх. Глаза у меня снова наполнились слезами. Я стояла, крепко прижавшись к брату, словно боялась, что кто-нибудь меня ударит.

– Эта вшивая Риджи даже в школу явилась в лохмотьях, – едко заметила Джованна Джимелли.

Я залилась краской, услышав одобрительный хохот ребят, и невольно оглядела свою одежду. Нет, это неправда! На мне все было чистое – пусть не новое, но чистое, и это меня даже стесняло.

Луиджи, как боевой петух, подскочил к Джованне и схватил за косу. Она завизжала.

– Может быть, мы и ходим в лохмотьях, зато запросто устроим трепку любой разряженной дурочке!

Никто не решился вступиться за дочь самого богатого крестьянина в деревне. Все, очевидно, помнили о том, что у Ритты Риджи, кроме Луиджи, есть еще четыре брата… Луиджи несколько раз чувствительно дернул Джованну за косу, ее голова от этого дергалась, как у тряпичного Пульчинеллы, и отпустил. Вся ученическая братия проводила его мрачными взглядами…

– Я все расскажу отцу, – сказала Джованна, красная от стыда. – И отцу, и фра Габриэле!

Забыв о происшествии, остальные дети принялись завтракать. Разворачивая завернутые в бумагу бутерброды и крынки с молоком, брынзу и еще теплый творог, они весело переговаривались друг с другом и смеялись. Я отвернулась, почувствовав голод. Что мне было делать, если Нунча не может давать мне и Луиджи завтраки в школу…

– Погоди, – шепнул мне Луиджи, – я сбегаю и нарву яблок.

Молодые яблони свешивали свои ветки прямо через монастырскую стену. Плоды на них были маленькие, зеленые и, наверно, кислые до оскомы, однако я, услышав слова Луиджи, согласно кивнула.

Стоять в одиночестве и смотреть, как завтракают, мне было неловко, тем более что они вот-вот начали бы дразниться. Я спряталась за углом, радуясь, что никто этого не заметил. Совсем рядом была серая каменная стена и приставленная к ней деревянная лестница. Не долго думая, я забралась наверх и как можно осторожнее, едва дыша, сделала несколько шагов влево. Стена была высокая, однако шире, чем я предполагала, – по ней мог безопасно проехать всадник, не говоря уже о маленькой семилетней девочке… Набравшись смелости, я пошла дальше до тех пор, пока не очутилась на широкой площадке, предназначенной, вероятно, для осмотра местности. Так высоко я еще никогда не забиралась… У меня перехватило дыхание. Прижав руки к груди, я смотрела вокруг, не замечая, как ветер задирает мою юбку и треплет косы.

Круто шла вниз белоснежная лента дороги, извиваясь и исчезая вдали среди пышных лимонных рощ, которыми были покрыты крутые склоны холма, где стоял монастырь. Среди плодородных тосканских чернозёмов и красноватых суглинков раскинулись кучками деревни и рыбацкие селения. Синий дымок от очагов поднимался в воздух. Острые коричневые крыши выделялись яркими треугольниками на фоне чисто выбеленных стен.

Слева, на востоке, грядой стояли пологие холмы, сплошь покрытые оливковыми садами, а у подножия простирались алые ковры маков. Оттуда плыли к нашей деревне легкие перистые облака – редкие на синем небе. Чуть западнее начинались участки возделанных чернозёмов – пышные виноградники с уже наливающейся лозой. Их пересекала блестящая лента реки, выгнувшаяся под солнцем, как капризная красавица. А совсем уж на западе, в тени цветущих кизиловых деревьев нежилась ярко-желтая песчаная коса и сияла ослепительно-голубая морская лагуна. Волна набегала на берег, колыхала рыбацкие сети и утлые лодки. Дальше, по морю, были разбросаны крошечные островки, покрытые цветущими померанцами. Западнее море разбивалось о скалистые рифы, над которыми тяжело нависал старый маяк, построенный почти сто лет назад. Над песчаной отмелью вился дым – там жарили рыбу и продавали морских ежей и устриц…

Это был древний тосканский край – край, где возникли итальянский язык и культура, край, давший Италии Флоренцию. Что могло быть прекраснее Тосканы?

От восхищения я не могла говорить и двигаться. Впервые увидев все это с высоты едва ли не птичьего полета, я была ошеломлена. Школа и монастырь казались мне бесконечно далекими. Мне стоило лишь ступить шаг, и я бы воспарила в небо птицей, соединившись с этой почти божественной красотой… Я слышала голос Луиджи: «Ритта! Ритта!» Он звал меня, но я не хотела откликаться.

Мне было так хорошо, как никогда. Я была счастлива, забыв о чувстве голода и холодном мрачном классе. Теплый ветер ласкал меня своими прикосновениями, целовал заплаканные щеки, вдалеке сияло море, а над головой весело смеялось солнце…

В монастырском дворе было тихо. Я испугалась. Куда же делись дети? Кажется, еще минуту назад они были там, я даже слышала их смех… С лихорадочной поспешностью, рискуя сорваться вниз, я принялась спускаться по лестнице. Неужели уже начался урок и я опоздала?