Фея Семи Лесов

– Вы не знаете еще прелестей парижского света… Он очарует вас, дорогая. Кроме того, Филипп выхлопотал для вас место фрейлины ее величества. Это большая честь. При королеве состоят самые знатные дамы королевства.

– Да, как видно, у моего отца много забот, – произнесла я иронично.

Маркиза насторожилась.

– Что вы имеете в виду?

– Я только хотела сказать, что отцу не мешало бы позаботиться не только обо мне, но и о крошке Каролине. Ее располневшая талия наталкивает на некоторые размышления…

То, о чем я не осмеливалась намекнуть отцу, я легко говорила в глаза тетушке.

Маркиза вспыхнула как кумач. По ее виду было ясно, что она не ожидала от меня такой откровенности.

– Ах, тетушка, не надо притворства! Вы не хуже меня знаете, что творится под крышей этого дома. Каролина каждую ночь стелила отцу постель, а поскольку он не старик и не утопленник, то пользовался ею не только как горничной. Я не ребенок и все понимаю. Не понимаю только, почему вы так краснеете. Похоже, мой будущий брат или сестра нисколько вас не радует.

– Боже, дитя мое, да это же неприлично – то, что вы говорите!

– О да, я знаю, что вы любите приличие только в словах. О делах вы не заботитесь…

– Зачем вы меня обвиняете? Судьба Каролины устроится. Она на днях выйдет замуж за одного из фермеров. Но вы-то, вы… Как вы можете так не уважать отца!

– Я его боюсь, и этого достаточно. Но хуже всего то, что я знаю все его неблаговидные поступки и все-таки продолжаю бояться.

– Филипп никогда не старался внушить вам страх. Он любит вас, хотя и не подает вида. Вы его единственное дитя…

– Кто знает! – произнесла я со смешком.

– Перестаньте высказывать свои низменные предположения! – неожиданно резко оборвала меня старая дама. – Монахини скверно вас воспитали, дитя мое. Вы уже сейчас выражаетесь с дерзостью самых отъявленных версальских кокеток. Но они прошли через огонь и воду. А вам всего шестнадцать…

– Мне не нужно напоминать об этом, тетушка.

– Что касается отца, то ласки вы от него не видели, и, вероятно, не увидите, – такой уж он человек…

– Спасибо хотя бы за откровенность!

– Филипп похож на свою мать, великолепную принцессу Даниэль. Я хорошо знала ее. Она никогда не улыбалась, даже ее красота излучала какое-то суровое сияние…

– Мне-то что до этого, – произнесла я равнодушно.

– То, что вам не следует удивляться нраву вашего отца.

– Не знаю, – проговорила я задумчиво. – Стало быть, я совсем не похожа на отца. Я пошла в свою мать, в Звезду Флоренции, и, честное слово, я даже рада этому…

– Вы и матери своей не знали, так что нечему радоваться. Право, ваши слова меня настораживают. Девушки должны стремиться к добродетельным образцам, а не к распутству…

Я едва сдержала зевок. Мне не хотелось спорить, но даже в монастыре всем было известно, что Версаль, куда меня хочет представить отец, – место оргий и разврата. Маркиза просто ханжа и лицемерка. А вот отец – он не таков… Я была уверена, что, если какое-нибудь лицо королевской крови обратит на меня внимание, отец не станет советовать мне сопротивляться и твердо стоять на пути добродетели.

– Вы думаете сейчас о чем-то нехорошем, – печально сказала маркиза. – Это видно по вашему лицу.

– Нет, я думаю как раз о чем-то весьма добродетельном, – произнесла я медленно.

– О чем же?

– О торжестве справедливости и правосудия.

– Дитя мое, – умоляюще сказала маркиза, – выражайтесь яснее.

– Все очень просто, тетушка. Я только что подумала, что если до моего представления ко двору остались считанные дни, то я найду кому в Версале пожаловаться на поступок господина де Кабри. Например, королеве – я же буду ее фрейлиной…

Я в последнее время только об этом и думала. Тогда, два месяца назад, вернувшись в Сент-Элуа в самом жалком виде и с яростным исступлением рассказав о действиях герцога, я, к своему ужасу и гневному изумлению, не встретила никакой поддержки со стороны отца. Он только бросил мне: «Поговорим об этом позже!» Это «позже» наступило, но от разговора отец уклонялся – сурово и непреклонно. Подобное поведение казалось мне чудовищным. Может быть, он дойдет и до того, что будет продолжать настаивать на моем браке с герцогом? Тогда как герцогу место на каторге!

Маркиза испуганно схватила меня за руку.

– Вы хотите жаловаться королеве?

– Да! – выкрикнула я, высвобождая руку. – Королеве! Пусть она напишет «письмо об аресте» этого негодяя. Или поддержит меня, если я обращусь в суд. Ведь суды, кажется, еще существуют во Франции.

– Отец запретил вам это делать, Сюзанна.

– Ну и что! – крикнула я в бешенстве. – Мне наплевать на скандал. Я все равно найду способ защитить себя, если мой отец настолько низок, что не желает защищать собственную дочь.

– Да вы просто с ума сошли! Вы не в себе, дорогая! Вы сделаетесь посмешищем для всего королевства!

– Ах, вот какие у вас понятия о добродетели! Вы, наверно, понимаете добродетель только как целомудрие и скромно опущенные глаза!

– Не идите против своего отца, Сюзанна. Вы не понимаете, что затеваете. Вы слишком юны для этого…

– Если я юна, то меня можно просто изнасиловать, да?

– Поговорите с отцом.

– Если бы это было возможно!