Фейбл

Я застегнула кулон на шее и потянула цепочку пальцами, пока не ощутила ее холод на своей коже. Если бы Изольда не утонула вместе с «Жаворонком», возможно, мы бы сейчас гуляли с ней по этим улицам вместе. Мы бродили бы по мостам, пока мой отец проверял бухгалтерские книги на своем посту и встречался с торговцами в гавани. Мы покупали бы жареные сливы на рынке и шли искать место, с которого можно было наблюдать, как солнце садится над возвышенностью. Мы чувствовали бы, как сок теплых фруктов льется по нашим рукам.

Видение было слишком болезненным, чтобы удерживать его в моем сознании. Мой череп как будто бы наполнился кипятком.

– Привет, – в переулок вышел мужчина, преградив мне дорогу. Его глаза блеснули в свете фонаря, а губы растянулись над отсутствующими зубами.

Я посмотрела на него, не говоря ни слова, и потянулась за ножом, который был за поясом.

– Куда направляешься? – он сделал шаг ко мне, и я вытащила лезвие.

– Дай пройти.

Он наклонился ближе, спотыкаясь, неуклюже потянувшись к моей талии. Прежде чем он смог понять, что происходит, я одним уверенным движением взмахнула вверх, полоснув ножом по краю его уха.

Незнакомец отшатнулся назад, его взгляд несколько протрезвел. Я начала наступать на него, сделав три быстрых шага, пока он не уперся спиной в стену. Я подняла лезвие, приставив острие к впадинке у его горла, и надавила ровно настолько, чтобы пустить единственную каплю крови.

Мужчина замер, выпрямляясь, и я посмотрела ему в глаза, призывая его что-то предпринять. Мне нужна была причина, чтобы причинить ему боль. Мне нужен был предлог, чтобы надавить на нож и вогнать стальное острие в его кожу. Мне казалось, это был единственный способ справиться с болью, которая терзала меня изнутри. Единственный способ охладить бушующий жар, который все еще горел на моем лице.

Незнакомец медленно отступил в сторону, обходя меня по дуге, и исчез в темноте, извергая череду проклятий. Я стояла, уставившись в кирпичную стену, пока не раздался звон бьющегося стекла, который заставил меня обернуться. В конце переулка горело окно с одним болтающимся ставнем. Когда ветер донес до меня знакомый кислый запах пролитого виски, я выдохнула и направилась прямо к двери.

Я нырнула в тускло освещенную таверну, где каждый клочок пространства был заполнен людьми, чья кожа и одежда были пропитаны грязью Сероса. Торговцы. Портовые рабочие. Целые бригады судоремонтников. Они теснились в каждом углу, сжимая в руках зеленые рюмки. Крохотное помещение переполнял резкий запах немытых тел.

У барной стойки был свободен лишь один табурет между двумя высокими мужчинами, и я приподнялась на цыпочках своих ботинок, чтобы проскользнуть между ними и сесть. Бармен вздернул подбородок, глядя на меня, и я полезла за пояс, чтобы выудить медяк.

Моя рука замерла, когда я взяла кошелек в руку и ощутила его вес. Он был тяжелее. Толще.

Я потянула за тесемки, открыла его и заглянула внутрь. В кошельке было больше двадцати медяков, которых в нем не было накануне. Я ощупала свой пояс по всей длине, пытаясь разобраться в ситуации, пока осознание не обожгло меня огнем.

Уэст.

Его образ всплыл у меня в памяти. Уэст наполнил мой кошелек. Вот почему тем утром он стоял в коридоре, держа в руках мой пояс, когда вышел из каюты.

– Ну? – фыркнул бармен, протягивая ко мне руку.

Я бросила медяк ему на ладонь, крепко сжимая кошелек, прежде чем кто-то успел заглянуть в него.

Я скрестила руки на стойке и опустила голову, уставившись на свои ботинки.

Уэст с самого начала знал, кто я такая. И он точно знал, что произойдет, когда я встречу Сейнта. Он позаботился обо мне, когда я покидала корабль, как заботился обо мне последние два года, покупая у меня пиролит на барьерных островах. Даже если он сделал это по приказу Сейнта, он все равно мне помогал. Однако лишние медяки в кошельке не принесли мне облегчения. Они лишь стали напоминанием того, что ни одна монета не была заработана мной самостоятельно с самого начала.

Рюмки расплескались, когда бармен со стуком поставил их на стол передо мной, после чего отправился к очередной поднятой в воздух руке. Изумрудно-зеленое стекло сверкало, как драгоценные камни, когда я взяла одну рюмку, вдыхая терпкий запах ржи, прежде чем сделать маленький глоток.

Запах напомнил мне о Сейнте. Зеленая рюмка каждый вечер стояла на его столе в туманном дыму каюты шкипера на «Жаворонке», хотя на борту не должно было быть виски.

Мне хотелось ненавидеть его. Мне хотелось проклинать его.

Но с той самой минуты, как я вышла за дверь, меня мучила горькая правда от того, что ненависть – это не единственное чувство, которое я испытывала по отношению к нему. Я ничего не знала о том, откуда мой отец был родом, поскольку он не любил об этом распространяться. Однако он начал подниматься с низов, строя корабль за кораблем. Даже несмотря на то что он бросил меня и предал, во мне по-прежнему оставалась маленькая частичка, которая любила его. И я знала почему. Потому что его любила Изольда.

Моя мать любила Сейнта такой любовью, которая могла бы воспламенить море.