Фейри (СИ)

   С этими они возились нежно и восторженно, как ребятня с ярко раскрашенными пасхальными яйцами.

   Технически их действия были безупречными, но неуверенными, как у человека, только что вступившего во владение сложной и дорогостоящей техникой, и осваивающего её не отрывая глаз от инструкции. Всё вроде бы просто, понятно, но страшно. Воткнёшь не туда, не то переключишь. И всё. Будешь потом долго плакать, реветь и канючить. Однако сделанного не вернёшь. Так что будьте весьма осторожны. Не торопитесь. Мы знаем, что делаем. Но всё же, но всё же...

   И как водится, их поступки отдавали рассеянностью. Слишком большое внимание мелочам. При таком старании чаще всего именно слоны, а не букашки, страдают от недосмотра. До тех пор, пока трубным гласом не заявят о своём существовании...

   Он не мог не вмешаться. Слишком всё было... необычно обставлено. И повод был тот что надо. И для них. И для его собственного увещевания. Совесть, заткнись. Я забочусь о сохранении жизней. Спящий да пробудись.

   Один, второй, третий.

   А потом он заикнулся о медицинской подстраховке.

   Конечно шанс на осложнения являлся минимальным, но и его, если следовать весьма строгим правилам, не стоит оставлять без внимания.

   О да. Правила они уважали. Вся их жизнь состояла из поклонения Правилам.

   Правила. Правила. Да здравствуют Правила.

   Он никогда не летал ранее на дирижаблях. Да и особенно об этом не жалел. Возможно путешествие было бы приятным, если бы не проклятая воздушная болезнь (страх высоты, провоцирующий слабость в коленях, плюс тошнота от вызванной сильным боковым ветром болтанки, и всё это помножено на омерзительный насморк: сыро, холодно, со всех щелей поддувает).

   Путеводитель его ошарашил. Но насморк, простуда, и вызванные ею озноб и высокая температура... В общем, первое (и самое острое) ощущение весьма притупилось. Не до того. Тут бы не отбросить копыта.

   Последующие дни тускло проступают сквозь призму апатии. Плевать он хотел и на Братство, и на всё это, и даже на Спящих. Но что-то всё-таки делал.

   Проверял оборудование. Отдавал какие-то (кто теперь вспомнит какие?) распоряжения.

   Жизнь утомительна. И грызня с Самым Главным Засранцем (должно быть лидером всей этой Весёлой Компании) проходила сквозь память неровной царапиной.

   - Будь внимательней. Учти. За свои ошибки ты дорого заплатишь.

   - Да пошёл ты, - прямым текстом, хотя не исключено что и мысленно, но то что он спорил с СГЗ не оставляло сомнений. Должно быть это было следствием неприятной болезни.

   - Пошёл ты, Сам. Гл. З.

   Им не терпелось. Они его постоянно подталкивали. А он в таком состоянии и не хотел, и не решался.

   Трудно описать словами, как вплывают в сознание целые куски чужого знания.

   Это не потоп, не наводнение, не удар тугих струй под высоким давлением. Это... воспоминания, выплывающие на поверхность быстрей рыбацкого поплавка, отпущенного сорвавшейся с крючка рыбой, только из-за непроизвольного шевеления мысли, задевшей образы и понятия, вызвавшей определённые ассоциации.

   Просто. Естественно. Без напряга.

   Как будто всё это - твоё. Давно пережитое и осмысленное. Очень привычное.

   И только лёгкий холодок удивления, поддувающий сквозь неровные щели между своим и чужим не давал мне забыться.

   Моё. Не моё. Чётко вижу. Осознаю. Припоминаю. И удивляюсь.

   "Ты кто?"

   "Конь в пальто".

   Злость, помноженная на усталость, вложилась в ответ пробуждённому нахалу, не успевшему ещё открыть глаза и отхаркнуть из лёгких хотя бы часть дыхательной жидкости, а уже вопрошающего.

   Настойчиво и навязчиво.

   Не шевелясь. Не подавая признаков жизни. Не раскрывая рта.

   "Конь, твоё знамя и звание?"

   Апатия окутывала разум плотным туманом, сглатывая краски дня и гася все эмоции, за исключением бескрайнего, как морские просторы, раздражения.

   - Да пошёл ты.

   - Что?

   Самый Гл. З. смотрел на него большими глазами полными удивления и фанатичного блеска. От него веяло просто волнами восторженности, приобретшей запах и цвет. И то и другое удивительно омерзительные. Вызывающие устойчивую аллергию.

   О Наставники, ну зачем он в это ввязался? Сам ведь влез. Исключительно по нехватке банальной соображалки. Раз оступился, и в него тут же вцепились, побуждая к новым проступкам. Ещё и ещё.

   Проступком является работа с людьми.

   Но кто эти Спящие? Кто они?

   Не из наших.

   "Кто ты?"

   "Да уймись ты. Тебе нужен отдых".

   И он вколол ему изрядную дозу снотворного.

   И вот теперь их, чёрт возьми, двое.

   Постоянно гудят. Давят. Лезут. Выворачивают душу. Что-то им надо.

   Он им колет снотворное.

   Такое решение пришло произвольно.

   Самочувствие его в последнее время ухудшилось. Вялость, жар и апатия заключили тело в оковы. Он много спал, забившись под толстое одеяло, упившись большим количеством терпкой горячей жидкости с какими-то тёмными листьями.

   В сны вторгались Они.

   В голове фон их голосов стоял постоянно. Шелестел, бормотал, изредка вспыхивал искрами словесных разрядов. Башка трещала по швам.

   И однажды он встал и просто вколол им снотворное.

   Мозговой фон пресёкся.

   С тех пор сонный дурман стал их постоянным спутником и его верным союзником.