Фехтмейстер

— Да ты и впрямь, братец, тупой! Иль не ясно тебе, что капрал этот, ежели Распутина оболгать хотел, так, стало быть, сам к налету и причастен. От своих подозрение отводил, каналья! Найдите его, поручик, а то ведь сами знаете, я миндальничать не стану!

* * *

По коридорам госпиталя несся тихий шепот: «Царь! Царь идет!» Государь появлялся здесь едва ли не каждый день, иногда с супругой и дочерьми, иногда сам, всегда принося раненым фрукты и сладости, а порою вручая новоприбывшим героям медали за отвагу и георгиевские кресты. Каждый раз императора ждали с воодушевлением. Он милостиво принимал доклад начальника госпиталя, обходил с ним палаты, беседовал с ранеными, благосклонно кивал, не слишком, впрочем, прислушиваясь к их речам.

Как ни пытался Николай II убедить себя в обратном, но более всех находившихся здесь офицеров и нижних чинов его интересовала участь лежащей в отдельной палате фрейлины Анны Вырубовой, сильно пострадавшей в недавней железнодорожной катастрофе. Обойдя все прочие палаты и сочтя императорский долг милосердия исполненным, Николай II поднялся этажом выше, туда, где под охраной преображенцев находилась наперсница императрицы и задушевная подруга всего их семейства.

Увидев государя, лейб-гвардейцы отсалютовали ружьями, гулко опустив приклады на пол.

— Вольно, вольно! — махнул рукой венценосный шеф полка, чуть заметно морщась. — Не шумите, не тревожьте Аннушку.

Он прошел мимо преданных ему великанов-усачей и отворил дверь. Кроме самой фрейлины в комнате находился Старец, методично намазывающий вязкой бурой смесью колени фрейлины. Заметив императора, Анна Вырубова схватилась за край тумбочки, словно намереваясь подняться. Распутин встал, по обычаю кланяясь императору в пояс.

— Здравствуй, батюшка!

— Как самочувствие Аннушки? — отводя целителя чуть в сторону, поинтересовался государь.

— С утра боли сильные были, — покачал головой Григорий. — Ну а теперь хоть танцуй.

— Ну, танцевать-то, положим, рановато, — печально улыбнулся император.

— Отчего же? — Распутин гордо расправил плечи. — Разве Спаситель не поднял Лазаря из могилы? Коли в божью силу верить, всякое чудо статься может. Ну-ка, Аня, подымись-ка на свои резвые ножки!

Вырубова удивленно поглядела на Старца, но не посмела перечить. Она опустила ноги на ковер, устилавший пол подле ее ложа, и неожиданно для себя спокойно поднялась.

— Ну что, болит где-нибудь или тревожит?

— Нет! — ошеломленно проговорила фрейлина, не спуская с божьего человека влюбленного взгляда.

— Вот и славно. Два-три дня еще полечишься, и лучше прежнего станешь. С лошадью взапуски бегать сможешь!

— Это чудо! — выдохнул Николай II.

— Божья воля приходит в мир через меня. — Распутин поднял вверх указующий перст.

— Любую награду проси! — Царь развел руками.

— Не мне награда, но Господу! — воздев очи к лепному потолку, вещал Старец. — Что ему злато и все царства земные? Но ежели вопрошаешь ты, чем воздать Спасителю, отвечу: нет мне иной корысти, кроме как счастье твоего дома да польза родимому Отечеству. И чтоб лик Господень не отвернулся от вас, прошу тебя, государь мой, вели отдать в мою власть ведьму Лаис Эстер. Во всем свете никому, кроме меня, не совладать с ней. От козней ее и тебе, и царству твоему многие беды проистекают.

Николай II взял целителя под руку и заговорил тихо, стараясь, чтобы разговор их не достиг чужих ушей.

— Пойми меня, Григорий. Мне самому эта ведьма досаждает, я рад буду избавиться от нее и, конечно же, не премину исполнить твою просьбу. Однако не сейчас. Так надо… — Император замялся. — Следует повременить. Это для нашей безопасности.

— Господь вручил тебе царствие, ибо ведома ему сила твоя, — покачал головой старец. — Меня ж он привел из дальних мест к царскому двору, дабы хранил я тебя, семейство твое, а с ним и всю Россию. Не станет меня — и царству не выстоять, и всем вам конец придет. Россия кровью умоется да крапивой утрется. Все замыслы твои — суть человечьего разумения плоды. Мои же — божьей десницей начертаны. Ты царь — тебе решать. Я же вновь говорю: отдай мне ведьму. Не завтра, не днями, а нынче же! — Старец умолк, затем, выдержав паузу, вновь обратился к императору: — Ну что, отдашь ли?

— Да, — склонил голову Николай II.

ГЛАВА 12

Кот в перчатках мышь не поймает.

Бенджамин Франклин

Чарновский сидел у постели Лаис, ласково гладя ее иссиня-черные шелковистые локоны.

— Какая же ты у меня хрупкая. Ну ничего, здесь отлежишься, придешь в себя, окрепнешь, а там я тебя куда-нибудь подальше от войны и холодов переправлю. Ну вот, скажем, в Австралию. Знаешь, какие в Австралии кенгуру?

Лаис слабо улыбнулась. Она, конечно, понимала, что все, о чем сейчас говорит ее возлюбленный, имеет целью лишь успокоить ее. Какая уж тут Австралия, когда на море столь же, если не более опасно, чем на берегу. Но ей было приятно ощущать заботу этого могучего великана, казалось, самой природой созданного для геройских подвигов и покорения дамских сердец.