Фельдмаршал

– Однако, господа, король Эрих в прошлом захватил в Балтийском море испанские суда с солью. И до сих пор Швеция не вернула их. И его величество король Филипп напоминает о том королю Юхану! Это изложено также в письме к нему!..

Его министр, зачитав письмо, перечислил все эти пункты разногласий между двумя государствами.

Герцог стоял и слушал, затем снова заговорил.

– Господа, вам были даны ответы на письма вашего государя, – сказал он холодным голосом, давая понять, что приём закончен.

Они откланялись.

Секретарь герцога проводил их, как и встретил.

– Ну и ну! – протянул Бьёлке, когда они сообразили, что их попросту вежливо выставили правители Испании.

– Больше делать нам здесь нечего, – сказал Понтус. – Пора возвращаться домой!

Но тут им пришлось задержаться на два месяца. Они хотели было пересечь страну, но этого им не позволили: повсюду были заставы… Нидерланды, несчастный край, был наводнён солдатами всех наций. Они пришли сюда, чтобы бороться за Реформацию.

Увидели они, послы, здесь и французов.

– Откуда, господа? – осведомился Понтус у одного из французских офицеров.

– Из Парижа и Орлеана, от Колиньи! – услышал он в ответ.

– Старина Колиньи! – воскликнул Понтус. – Как он чувствует себя?

И это, что так много было здесь гугенотов, насторожило его, генерала, знающего, что такие массы солдат не перемещают случайно… Значит, их всё также рассылают с какой-то целью подальше от Парижа…

Отправив к королю Юхану гонца с сообщением, чтобы запросили паспорта у властей Бельгии на проезд через их страну в тот же Мюнстер, они стали ждать паспорта.

Через месяц их вызвали к Альбе во дворец.

– Господа, получено письмо от короля Филиппа! – сообщил герцог. – Его величество благосклонно отнёсся к просьбе короля Юхана о поставке в Швецию нужных вам продуктов, которые поставлял ранее Любек. Король Филипп обещает заставить своих подвластных фламандцев поставлять королю Швеции и горожанам Стокгольма соль, хмель и другие продукты, в которых они нуждаются!..

Да, не зря они, послы, сидели здесь. Это было уже кое-что.

В конце приёма Альба сообщил им, что в Польше умер король Сигизмунд-Август.

И Понтус подумал, что, должно быть, сейчас тот же Монлюк, «Хромоножка», уже на пути в Польшу, чтобы плести там интриги и посадить на трон любимого сына Екатерины Медичи: Генриха Анжуйского, долговязого, изнеженного и миловидного, как женщина. Понтус видел его мельком как-то во дворце, в окружении ярко разодетых женоподобных любимчиков, деливших с ним постель…

Он, генерал, жизнь которого с самого детства сурово обошлась с ним самим, презирал таких.

* * *

И вот наконец, получив паспорта из Швеции, они поехали в середине августа через Лотарингию и Германию сначала в Остфрисландию. Там они посетили графа Эдцарда и его супругу – графиню Екатерину, шведскую принцессу, старшую из сестёр короля Юхана.

Граф и графиня приняли их в своём дворце радушно. Им, послам, уже довольно измотанным от девятимесячного скитания по дворам монархов, отвели прекрасные комнаты. И они, во-первых, привели себя в порядок.

В один из вечеров граф Эдцард, по просьбе супруги, устроил им торжественный ужин. Было приглашено много гостей и родственников. За столом были и дети Эдцарда и Екатерины: дочь Маргарита и сын Иоганн.

Понтуса посадили рядом с графом. Бьёлке и секретарю Герману Брузеру места выпали скромнее. Обед и стол – изысканные, и дамы, все красивые и в чём-то образованные их разговор поддерживали…

– Барон, вы хотите, чтобы все следовали своим интересам?

– А как же иначе?..

В разгар торжества, когда хозяева и гости обменялись уже тостами, и за столом текла оживлённая беседа, в палату вошёл дворецкий, куда-то отлучавшийся. Он подошёл к графу, наклонился к нему и что-то прошептал на ухо.

Граф Эдцард, только что развлекавший разговорами сидевших рядом гостей, стал серьёзным. Добродушная улыбка сползла с его лица. Он взглянул строго на дворецкого, словно спрашивал, не ослышался ли он. И тот кивнул головой, подтверждая, что так и есть, как он сообщил.

Граф поднялся с кресла, как-то странно расправил плечи, словно готовился с кем-то вступить в схватку. И он, моложавый, со строгими чертами лица, похожий на викинга, героя из древних сказаний, привлёк внимание всех за столом.

– Господа! – поднял он руку.

Он подождал, когда за столом стихнет разговор. Гости, не понимая, что он хочет сказать, но с интересом людей, тянущихся к новостям и сплетням, смотрели на него. Что-то должно было случиться важное, если сам граф призывает всех послушать новости.

– Господа, – повторил граф, обращаясь к ним. – Только что получено со… общение, – заикаясь от волнения продолжил он. – Во Франции про… изошло деяние достойного самого резкого… осуждения!..

Он помолчал, чтобы вызвать у собравшихся желание услышать что-то из ряда вон выходящее, что расшевелило бы, растревожило их уснувшие чувства.

Гости взирали на него с любопытством. Немного, правда, раздосадованные, что он отвлёк их от приятных разговоров с такими милыми собеседниками.

– Что, что же случилось-то?! – прозвучал чей-то возглас.