– «Я не сомневаюсь, что король Эрих умер естественной смертью, – писал герцог. – Однако желал бы, чтобы знатные мужи из сенаторов были в тот момент при нём во время болезни, чтобы видели его борьбу со смертью. А теперь я опасаюсь, что появятся разные суждения как внутри нашего государства, так и вне, в поношение родственников, что якобы злые люди укоротили жизнь короля Эриха… Наш брат был помазанный и коронованный шведский король. И при всём злом, к нашему сожалению, содеянном им, он совершил также много и доброго и мужественного во время своего правления… Всякая вражда должна исчезнуть, когда душа и тело расстались. И весьма худо было бы, если бы его и в гробу ещё гнали мёртвого. И я досадую, что его погребение произошло так внезапно и в месте, где никаких прежде не было королевских гробниц. Также и само погребение было проведено не по-королевски, очень плохо… И я требую, чтобы тело короля Эриха было вынуто из его усыпальницы и с приличествующей его сану честью погребено в Упсале или на Громункегольме…»
Секретарь дочитал письмо и положил его на стол перед королём.
Юхан несколько секунд сидел всё так же в прежней позе, облокотившись на ручку кресла, о чём-то задумавшись.
– Хорошо, благодарю тебя, – очнулся он от задумчивости. – Подготовь ему ответ, что если бы я узнал о его болезни, то охотно послал бы к нему искусного лекаря. Относительно же перезахоронения короля Эриха я возражаю. Всё, я не держу тебя, – отпустил он секретаря.
Глава 32. Поссевин
Не знал Понтус и не подозревал, какого умного, изощрённого дипломата и полемиста направит папа к королю Юхану: иезуита Антония Поссевина…
В один из дней января 1578 года, когда Понтус задержался с делами в Венеции, в приёмную палату королевского замка Стокгольма гофмейстер ввёл человека среднего роста. Он был стройный, выглядел моложаво, одет был в серый кафтан из дешёвого сукна, с белыми обшлагами рукавов и белым отложным воротником. Из-под его длинного кафтана видны были носки изрядно потрёпанных башмаков на низких каблуках, какие носят обычные горожане.
Два пажа сопровождали гостя. Он прошёл сквозь строй драбантов вслед за гофмейстером к трону.
Гофмейстер трижды стукнул жезлом об пол.
– К его величеству королю Юхану от императора Рудольфа посланник Антоний Поссевин!
Посланник поклонился королю, представился сам, объявил – с чем пожаловал к шведскому двору. На его лице, сосредоточенном, читался ум познавшего все тайны бытия мирского.
Юхан уже знал, кто скрывается под этой личиной посланника императора, и был в восторге от тонких, продуманных тайных дел Римской курии и того же папы Григория XIII.
Он любезно осведомился о здоровье императора, как прошла дорога его, посланника.
Поссевин ответил.
Затем гофмейстер, по знаку короля, удалил пажей и всех посторонних из зала.
Юхан пригласил посланника к себе в кабинет, где они могли говорить открыто, не скрывая цели визита гостя.
– Ваше величество, смею передать послание от его святейшества папы Григория! – слегка наклонив голову, протянул Антоний письмо королю, опечатанное канцелярской печатью с гербом Римской курии, со своим настоящим адресатом.
Голос у него, приятный баритон, располагал к доверию.
И Юхан почувствовал, невольно, симпатию к нему.
Они перешли на латынь…
Эта первая же встреча у них затянулась.
Юхан сразу же завёл разговор о четырех своих условиях, при которых может быть введено снова католическое исповедание в Швеции.
– Я уступаю одно из моих условий, которые были направлены к его святейшеству!.. Имею в виду, доставшиеся опять дворянству духовные поместья!.. Бывшие когда-то подаренными церкви…
Он многозначительно помолчал, сделав паузу, полагая, что доверенное лицо папы захочет что-нибудь сказать по этому поводу.
Но тот молчал.
– Я надеюсь… – начал он, снова остановился, будто взвешивал, как бы сказать так, чтобы нунций[158]
и там, в Риме, поняли ситуацию здесь, в Швеции, на севере, у него в королевстве, за которое он отвечает, за тишину и спокойствие.– Опять восстановить церковные и монастырские поместья! Сейчас они находятся в светских руках, приносят хороший доход… И надо время, чтобы дворяне свыклись с мыслью об этом, и всё можно будет провести постепенно, исподволь, лаской…
На это он и сам слабо надеялся, что можно отнять у дворян их поместья, когда-то подаренные их предками Церкви… Этим он затронет массу дворян, начнутся волнения, может дойти и до мятежа, гражданской войны.
Поссевин выслушал его.
– Ваше высочество, смею сказать, что папа Григорий не пойдёт на такую уступку!.. Что угодно, но не имущество Церкви!.. Церковное имущество – свято!.. Имущество же «мёртвой руки»[159]
? – на секунду задержался он с ответом. – Оно тоже церковное…