Фельдмаршал

Морнай же попал в щекотливое, нелёгкое положение. Он испугался гнева короля Густава. Когда до того дойдёт в деталях всё разыгравшееся сейчас здесь, то его не пощадят. И он тут же попытался объясниться с Эрихом.

– Ваше высочество, надо бы замять по скорому это происшествие, – обратился он к нему, готовый услышать от него что-нибудь нелестное в свой адрес.

– А что? Я же делал всё по его распоряжению! – обиделся тот.

В этот момент на шум прибежал граф Эдцард, за ним его супруга. Увидев представшую перед ними картину, они тоже упали на колени рядом с Цецилией и графом Иоганом.

– Ваше высочество! – взмолился граф Эдцард; когда он волновался у него пропадало заикание. – Помилуйте, простите моего брата! Прошу вас! Я знаю его как честного и порядочного!.. Он не мог сделать то, в чём вы его подозреваете!..

– Умоляю! – в тон ему вскричала и его супруга.

Эрих, сам по своей неосмотрительности поднявший этот шум, из-за чего уже всполошился весь замок, был обозлён. Он так нелепо вляпался в это скандальное дело, в которое его, не то по глупости, не то по расчёту втянул Морнай, этот француз-пройдоха, чем-то соблазнивший его отца.

«Ах, эти французы!» – хотелось вскричать ему уже не раз из-за того, что немало их собралось при шведском дворе.

Появился Магнус, тоже стал что-то нечленораздельно бормотать.

Все они, братья принцы, имели наложниц. У того же Юхана уже росли две внебрачные дочери: Софья и Лукреция, от наложницы Карины. Сам Эрих таскался со всякими шлюхами, простыми девками. У его наложницы Агды тоже росли две дочери, Вирджиния и Констанция. Да и Магнус не походил на святого. У него, хотя ему было всего семнадцать лет, была уже наложница, его сверстница, а у неё была от него дочь. Но он приволакивался ещё и за другой, такой же малолеткой… Вот разве что Карл был честен, как красная девица. Но только из-за того, что ему было всего девять лет…

Но вот такого, чтобы честь их сестры, принцессы, кто-то опозорил, они не могли допустить.

– Отвести в башню и запереть там! – приказал Эрих злым голосом дворянам-стражникам, осознавая, что сейчас это дело уже никак не замять.

Графа Иогана взяли под стражу дворяне и вывели из комнаты.

Эдцард хотел было загородить им дорогу, но тут же отступил, сообразив, что сделает этим ещё хуже.

Графа увели и поместили в одном из казематов башни.

* * *

Когда король Густав узнал о случившемся, он сильно огорчился.

– Да что же это такое-то! – сокрушался он, но только в присутствии своей супруги.

Королева Карина, в девичестве Стенбок, двадцатичетырёхлетняя, юная, милая, стройная, как берёзка по весне, питала самые нежные, а может быть, и дочерние чувства к старому королю. Он был силён, не так физически, как духом, мыслями и мудростью от прожитого, закалённый в битвах на поле боя, и в словесных баталиях в том же риксдаге, сходках и собраниях. Выступал он часто и перед войском. Если он, бывало, поручал кому-нибудь из приближённых выступать вместо себя в риксдаге, то поднимался шум: все хотели не только лицезреть его, но и слушать.

Обычно же, выступая в риксдаге, он говорил сам. Он был ещё крепким стариком, тогда как все его товарищи по молодости, друзья и соратники, уже умерли.

Карина видела как-то один раз, что было с ним, как он воспринял то, что умерли две пожилые дамы, о чём пришло как-то известие.

– Кто-кто?! – переспросил он.

Его глаза расширились так, когда он приходил в сильное волнение.

– Ты знал их? – спросила она.

– Да… – тихо выдавил он и побледнел.

Он помолчал, глядя на неё и видя, что надо как-то объясниться.

– Я знал их ещё вот такими, – показал он рукой вполовину своего роста. – С семи лет… Мы росли вместе…

Ему было тяжело. Вот только что умерли две его подруги детства. Умерли от старости… И не осталось уже никого из тех, кто в одно и то же время пришёл с ним в этот мир. И существующий сегодня мир, но без его друзей стал чужим ему… Он сам стал чужим в этом мире… Он, король, и он чужой! Он просто был уже не нужен этому миру… А нужен ли он людям?..

Сначала он кричал, изливая в крике свой гнев на старшего сына. А когда он был возмущён, то ругался по-простонародному.

– Что он наделал, балбес! – кричал он. – Нет, чтобы скрыть всё! Уладить всё тихо, без шума!.. Так нет же! Нет! Надо раструбить на весь свет!..

Он запнулся, на секунду замолчал.

– Теперь о нас пойдёт молва повсюду!.. О-о боже! И этот дурак хочет ещё жениться на самой умной женщине в Европе! Она обведёт его вокруг пальца! Как мальчишку!.. Эта, эта!..

Он замолчал, опять не нашёлся что сказать про Елизавету, английскую королеву.

– Он ухлопал на неё уже уйму денег! Что – государственная казна бездонная?..

Он был скуп, очень скуп. Но в этом, в скупости, Елизавета далеко обошла его.

А когда Эрих показал ему как-то её портрет, который она прислала ему на память, то он пришёл в недоумение: почему её подданные так восхищаются её длинным костлявым лицом, к тому же с рыжими буклями и суровым взглядом, как у иного испанского конкистадора[96].

* * *