Фельдмаршал должен умереть

Но пока они тешились этими забавами, лодку вынесло за пределы бухты, и, подзадориваемый криками Сардони, Морской Пехотинец сумел перехватить ее уже за «триумфальной аркой» острова и вернуть назад. Когда понадобилось подняться, чтобы сесть в нее, Мария-Виктория вдруг почувствовала, что будет гораздо надежнее, если сержант сам занесет ее в лодку. Так она ему и сказала:

– А теперь берите растерзанное вами тело, грузите в лодку и везите к вилле. Как вы при этом сумеете оправдаться перед всеми остальными мужчинами – понятия не имею. Да сие меня уже не интересует.

До сих пор она не может забыть, как уже, казалось бы, выбившийся из сил сержант вдруг вновь набросился на нее и умудрился брать по дороге к лодке, затем в самой лодке, усадив к себе на колени.

– Сдаюсь, – призналась княгиня, когда таким образом они вновь сумели выбраться из бухты и обогнуть остров, оказавшись на виду у яхты и «Мавритании», на палубе которой сейчас тоже мог оказаться кто-либо из охранников. – Вы потрясли и растоптали меня, Шеридан. В подобных ситуациях женщины крайне редко бывают искренними, поэтому и мое признание примите с поправкой на любовную хитрость. Тем не менее, нигде раньше… и ничего подобного… Как на исповеди говорю.

– Одного не пойму, княгиня: почему это произошло только сейчас, а не на следующий же день после моего появления здесь?

– Просто к тому времени ни я, ни тем более вы еще не достигли той стадии озверения, в какую впали сейчас, при виде оголенных тел друг друга.

Затем она уединялась с ним еще дважды. Но это было уже жалким подобием всего того буйства, которому они предавались тогда, в островной бухте. Хотя и это тоже происходило на Скале Любви. Что-то отполыхало в ней к тому времени или же, наоборот, так и не вспыхнуло, не разгорелось. Именно то, что должно было прийти вслед за страстью, чтобы потом называться любовью.

Когда в четвертый раз Морской Пехотинец попытался взять ее прямо на яхте, она выхватила пистолетик и ткнула ему под ребра.

– Вы никогда не были моим любовником, вы никогда не брали меня, вы никогда не осмеливались притрагиваться ко мне своими засаленными о ножки кабачных проституток руками, – проговорила она со всей возможной ненавистью и презрением, какие только способна была воспроизвести на своем лице и в своем голосе. Теперь у вас есть только один путь к моему телу – через мою душу. Но для этого вам пришлось бы стать тем, кем до сих пор вы даже не пытались стать – моим любимым.

– Если вам угодно будет выслушать собственное мнение сержанта морской пехоты, мадам, леди, синьора Сардони, то оно примитивно, как курок вашего пистолета: – Я не вашего круга мужчина. Разве не так?

– В принципе, да.

– Поэтому в любимых мне не ходить.

– Это уж точно.

– Зато я – тот мужчина, которых больше всего признают женщины именно вашего круга. Потому что в противном случае им всю жизнь приходилось бы довольствоваться «бедными, вечно молящимися монахами Тото».

«Как он тебя, негодяй!.. – изумилась Мария-Виктория. – И ведь посмел же! Хотя не мог, не должен был. Кто угодно, только не он».

– Им-то я как раз и не довольствовалась.

– Естественно, – оскалился сержант.

– То есть я не совсем точно выразилась. – Шеридан заметил, как зарделись мочки ее ушей, и почувствовал себя еще увереннее. Смугловатое лицо выдавало ее редко, но мочки ушей… – Хотела сказать, что им-то я до сих пор как раз и не довольствовалась.

– В этих выражениях просматривается какая-то разница?

– Слишком туго соображаете? Так и признайтесь.

– Я всегда туго соображаю, когда меня щекочут стволом пистолета. У меня это приобретенное. – Не дожидаясь реакции княгини, он прогнулся, уводя корпус из-под линии огня, и тотчас же выбил пистолет из её руки. Княгиня пыталась схватить оружие, но оно отлетело достаточно далеко, чтобы сержант успел перехватить её за талию. – Объяснимся без пистолетов, фрау, леди, мадам, синьора. Итак, вы утверждаете, что монахом Тото до сих пор брезговали? – спросил он, обнимая девушку за талию.

– Можете себе представить.

– Ну да?!

– Удивитесь еще раз, ибо это святая правда. Не в оправдание, а так, ради истины.

– Насколько мне известно…

– Я прекрасно знаю всё, что вам известно, сержант. Точно так же известны и ваши привязанности, ваши бордельные вкусы, – освободилась она из его объятий. – Только поэтому вдобавок к шведке я наняла еще и двух итальянок. Чтобы вам было с кем резвиться.

– Отдаленно напоминает ревность.

– Ничуть.

– Если вам угодно будет выслушать личное мнение сержанта морской пехоты, мне вполне хватило бы и вас. Две итальянки и шведка могли бы время от времени…

– Хватит, сержант. Сегодня вы должны были услышать то, что сейчас услышите: что «вечно молящийся Тото» – единственный из вас, мужчин, которому до сих пор я так и не позволила познать вселенский бред моего естества.

– Это вынудит меня задуматься, мэм, – поскреб вечно небритую щеку Шеридан.

20

Роммель слегка пригубил рюмку, задержал её у рта, словно дегустатор, наслаждающийся букетом испытуемого напитка, и спокойно ответил: