Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

Тот месяц, пока Наполеон был в Москве, стал для Александра I едва ли не самым тяжким месяцем всей его жизни. Общепринятая в советской историографии пушкинская оценка Александра («в двенадцатом году дрожал») требует принципиального уточнения: может быть, и «дрожал», но превозмог дрожь и сполна проявил необходимую в его положении твердость. Ведь царский двор, за малым исключением, и почти вся бюрократия (в том числе мать-императрица Мария Федоровна, Великий князь Константин Павлович, всемогущий уже тогда А.А. Аракчеев, канцлер империи Н.П. Румянцев) в панике толкали царя к миру с Наполеоном. Александр, однако, был непримирим. В разговоре с Ж. де Местром он выразил даже готовность отступить на Камчатку и стать «императором камчадалов», но не мириться с Наполеоном⁷⁷⁶. Такую твердость царя после сдачи Москвы А. К. Дживелегов не без оснований назвал «подвигом, почти сверхъестественным»⁷⁷⁷.

Если бы Александр I согласился на мир с Наполеоном, занявшим Москву, то, по резонному заключению К. Клаузевица, «поход 1812 г. стал бы для Наполеона наряду с походами, которые заканчивались Аустерлицем, Фридландом и Ваграмом»⁷⁷⁸. Наполеон хорошо это понимал. Именно поэтому он так долго (36 дней!) оставался в Москве, что в конечном счете его и погубило.

4. ТАРУТИНО

Оставив Москву, русские войска отступали уже далеко не в том образцовом порядке, как это было до Бородина. Сказалось не только их «крайнее расстройство» после Бородинской битвы, что признавал сам Кутузов⁷⁷⁹. С потерей Москвы вся армия пережила нравственный шок, который повлек за собою упадок морального духа, рост мародерства и дезертирства. Нельзя, разумеется, доверять «свидетельствам» таких недоброжелателей Кутузова, как Ф.В. Ростопчин («Солдаты уже не составляют армии. Это орда разбойников...»⁷⁸⁰) или Ж. де Местр⁷⁸¹. Но вот что удостоверил адъютант и биограф Кутузова А.И. Михайловский-Данилевский: «Побеги солдат <...> весьма увеличились после сдачи Москвы <...>. В один день переловили их четыре тысячи»⁷⁸². Главное же, сам Кутузов 6 сентября уведомлял тульского, калужского, владимирского, рязанского и тамбовского губернаторов о том, что «мародерство в армии увеличивается и даже распространилось в губернии от театра войны»⁷⁸³. В тот же день фельдмаршал с тревогой докладывал царю: «Заботу немалую делает мне мародерство <...>. Принимаются все меры»⁷⁸⁴.

Действительно, меры принимались строжайшие. 25 сентября Кутузов приказал «всех нижних чинов», уличенных в мародерстве, «наказывать на месте самыми жестокими телесными наказаниями»⁷⁸⁵. Только в один день, 9 октября, он распорядился 11 мародеров «прогнать шпицрутенами каждого через 1000 человек по 3 раза» и еще 14 —«через 500 человек по 3 раза»⁷⁸⁶. Характерно, что в 6-томном (советском) издании документов «М.И. Кутузов» для этого документа, опубликованного при Николае И, места не нашлось.

Здесь самое время сказать и о других примерах жестокости Михаила Илларионовича и к раненым, и к здоровым солдатам, особенно — в свете шаблонных представлений о нем как о добром батюшке, который только заботился о солдатах, только лелеял их. Если Барклай-де-Толли в 1810—1812 гг. неоднократно выступал (перед самим императором) против палочной дисциплины, доказывая, что солдатам необходимо, «чтобы их считали людьми, наделенными чувствами и патриотизмом, если он не угас в результате плохого обращения и палочных ударов»⁷⁸⁷, то Кутузов никогда не позволял себе ничего подобного; Напротив, палок и шпицрутенов было для него мало. Сохранилось (тоже, разумеется, не включенное в советский 6-томник) необычно жестокое предписание Кутузова генералу от инфантерии А.М. Римскому-Корсакову от 29 марта 1813 г. «наказывать смертью без всякого послабления» виновных всего лишь в разглашении «неблагонамеренных слухов» — с ремаркой; что он, Кутузов, двоих уже «приказал повесить»⁷⁸⁸.

Как не вспомнить здесь рассказ очевидца из стихотворения в прозе И.С. Тургенева «Повесить его!»? Это рассказ о том, как перед битвой при Аустерлице русский главнокомандующий приказал повесить своего солдата по вздорному обвинению⁷⁸⁹. У Тургенева главнокомандующий по фамилии не назван. Не назвали его и комментаторы стихотворения. Но ведь тот факт, что русским главнокомандующим перед Аустерлицем был Кутузов, общеизвестен!

Итак, в трудных условиях «крайнего расстройства» армии и упадка ее морального духа, когда приходилось ценою жестоких мер поддерживать в ней расшатанную дисциплину, Кутузов сумел осуществить блистательный Тарутинский марш-маневр.