Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

Впрочем, каков бы ни был Беннигсен, Кутузов устранил его коварно. Все началось с того, что 7 сентября 1812 г. фельдмаршал приказал: «Определяю <...> дежурным генералом генерал-лейтенанта Коновницына, которого отношения, по власти от меня делаемые, принимать повеления как мои собственные»⁸²⁵. Таким образом, Коновницын, с молодых лет преданный Кутузову, стал фактическим начальником штаба при главнокомандующем. Беннигсен же, хотя и сохранил формально пост начальника Главного штаба армии, был оттерт от руководства штабом и, естественно, уязвлен таким оборотом дела. Усугубил его неприязнь к Кутузову Тарутинский бой 6 октября.

В этом бою именно Беннигсен командовал русскими войсками⁸²⁶. Кутузов все время боя «оставался при гвардии, собственными глазами ничего не видал»⁸²⁷, а главное, отказал Беннигсену в подкреплении и не разрешил преследовать отступавших французов, что могло бы привести к полному их разгрому (ведь в том бою три пехотных и два кавалерийских корпуса россиян атаковали отдельный корпус И. Мюрата!). Даже такой почитатель Кутузова, как А.И. Михайловский-Данилев-ский, недоумевал: «По непостижимым.причинам, в которых он должен будет отдать отчет потомству, останавливал войска и не вводил их в дело»⁸²⁸. Жозеф де Местр так объяснил это: «Когда Беннигсен стал просить кавалерию для завершения победы, Кутузов, видя, что слава достанется его помощнику и скоро вместо одного фельдмаршала будет два, отказал»⁸²⁹. Разумеется, все было не так просто, но какая-то доля истины в таком объяснении есть. Денис Давыдов добавлял к этому такую деталь: Кутузов, по своей привычке к преувеличениям всего достигнутого при нем как главнокомандующем⁸³⁰, «послал государю донесение, в котором вместо 19 орудий, взятых у неприятеля, показано было 38. С этого времени вражда между Беннигсеном и Кутузовым достигла крайних размеров и уже не прекращалась»⁸³¹.

Последней каплей в распре двух ровесников (кстати, бывших когда-то, с 1780-х годов, друзьями) стало письмо Бенниг-сена к царю с предложениями о том, как закончить войну поскорее, ибо «наш добрый старик не окончит ее никогда»⁸³². Кутузов, узнав об этом, пресек затянувшуюся распрю своим излюбленным способом: 15 ноября уволил Беннигсена из армии «по болезни»⁸³³.

Гораздо больше роняет Кутузова в наших глазах увольнение (по той же сакраментальной причине болезни) Барклая-де-Толли. В отличие от Кутузова и Беннигсена, Барклай в нравственном отношении был безупречен⁸³⁴, никто из современников не мог его упрекнуть в каких-либо интригах. Тем опаснее был он для Кутузова как возможный соперник. Михаил Илларионович «тех, которых он подозревал в разделении славы его, невидимо подъедал так, как подъедает червь любимое или ненавистное деревцо»⁸³⁵. Стремление Кутузова «подъесть» репутацию Барклая-де-Толли ярче всего иллюстрирует рапорт фельдмаршала Александру I об оставлении Москвы. Стремясь переложить .хотя бы часть ответственности за сдачу Москвы на Барклая-де-Толли г Кутузов 16 сентября 1812 г. рапортовал: «Последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска и с тем расстроенным совершенно состоянием войск, в котором я оные застал»⁸³⁶.

Можно представить себе возмущение Барклая такой подтасовкой фактов: ведь Кутузов не хуже его знал, что от Смоленска к Бородину русская армия пришла в полном порядке, а «расстроенной» оказалась уже после Бородина вне всякой зависимости от Смоленска⁸³⁷. «Весьма трудно истолковать, —недоумевал Барклай-де-Толли в письме к Александру I, — какую связь между собою могли иметь Смоленск с Москвою, дабы заключать, что занятие неприятелем первого города могло повлечь за собою и взятие последнего»⁸³⁸. Жозеф де Местр по этому поводу резонно заметил: «Оставление Смоленска столь же повлияло на сдачу Москвы, как и переход французов через Неман. Если бы Кутузов взял на себя труд одержать полную победу при Бородине, Москва, несолшенно, уцелела бы. У Барклая было куда больше резона сказать: «Оставление Москвы вынуждено было сомнительным исходом Бородинской баталии»⁸³⁹.

А.И. Михайловский-Данилевский (панегирист Кутузова! — тем ценнее здесь его свидетельство) заметил, что Кутузов, получив власть главнокомандующего, «не мог скрыть ни торжества своего, ни памяти оскорбления, что ему сначала предпоч-

тен был Барклай-де-Толли»⁸⁴⁰. В Тарутине Михаил Илларионович «подъедал» Михаила Богдановича по принципу «не укусил, так подуськал». Барклай был поставлен в невыносимое положение: с ним в Главной квартире перестали считаться, ему самому или даже через его голову подчиненным ему командирам «пролазы» из окружения Кутузова отдавали бестолковые повеления⁸⁴¹. «Бестолочь» Главной квартиры шокировала педантичного Барклая и в конце концов вывела его из себя. 19 сентября вместе с заявлением об отставке он откровенно написал Кутузову: «Ваша Светлость начальствуете и даете