Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним, 1939–1945

Следующий вопрос – что на самом деле было известно армии? Не думаю, что обвинение слишком долго настаивало на том, что армию проинформировали о содержании исходного приказа на уничтожение, полученного СД. Все свидетельства доказывают, что от армии это скрывалось. Мы даже смогли представить документ очень раннего периода, в котором армия обращалась к СД с просьбой, не могли бы те вмешаться, чтобы предотвратить истребление евреев румынами, о чем армия, очевидно, получала рапорты. Позднее, еще до прибытия Манштейна, в армии определенно узнали о некоторых казнях евреев и выразили по этому поводу беспокойство. Римско-католический священник, наблюдавший за казнью (только взрослых мужчин) в Николаеве, пожаловался на этот счет фон Шоберту. Фон Шоберт выразил серьезную озабоченность, но сказал, что СД ему не подвластна, и он ничего не может с этим поделать. Видимо, фон Шоберт все-таки предпринял кое-какие меры, и несколькими днями позже, буквально на следующий день после прибытия Манштейна, начальник штаба Воглер провел беседу с младшими и прикомандированными к штабу офицерами, о содержании которой сохранилась запись, в которой говорилось, что присутствие на казнях евреев позорит честь офицера.

Существует мнение, что движение Сопротивления в украинских городах в значительной степени осуществлялось евреями и что в сознании немцев воинствующий коммунизм в первую очередь ассоциировался с его еврейским руководством, но тем не менее из записи следует (и это доказывается другими фрагментами свидетельств) как то, что армия связывала антисемитскую деятельность с СД, так и то, что она выказывала естественную неодобрительную реакцию на нее. Другими словами, армия скорее предпочла отстраниться от зла, чем искать способы его остановить.

По прибытии Манштейн взял с собой оперативный и разведывательный отделы штаба сначала в Аскания-Нова, а потом в Сарабуз, а ведомство квартирмейстера и контрразведку оставил в тылу, в Николаеве и позднее в Симферополе. Думаю, с течением времени последним отделам многое стало известно. Корюк и тыловым подразделениям было известно еще больше. Коменданты городов в своих рапортах в Корюк докладывали о казнях евреев. Обычно они использовали слово «переселение». Иногда слово «казнены» было зачеркнуто, а сверху написано «переселены». Военной полиции, находившейся в ведении Корюк, неизбежно приходилось тесно сотрудничать с СД, выполнявшей роль гражданской полицейской власти, и время от времени помогать ей в проведении антисемитских акций. С другой стороны, в боевых частях не знали практически ничего. Видеть они ничего не могли, поскольку на линии фронта ничего подобного и не происходило.[98] Слышали они тоже очень немногое, потому что обсуждать деятельность гестапо или СД в полицейском государстве было попросту опасно. Я разговаривал с десятками солдат-фронтовиков, и все как один уверяли, что, пока находились в России, они понятия не имели о происходившем.[99]

Что тогда знал фон Манштейн? В его распоряжении имелось три источника информации. Официальные письменные рапорты, устные доклады и слухи. Что касается слухов, то, чем выше ваше положение, тем меньше слухов до вас доходит. Повторять то, что вам известно лишь понаслышке, – это нарушение дисциплины в военное время. Обычно люди избегают пересказа слухов в присутствии вышестоящего начальства. Таким образом, слухи скорее спускаются сверху вниз, а не наоборот. Я поведал суду историю о капитане, который собрал команду и сообщил о потере Баграма, о чем его только что проинформировали, и оказалось, что он единственный на борту, кому это неизвестно. Очевидно, суду это напомнило немало схожих ситуаций. Мы смогли показать, что ни один из письменных рапортов, освещавших деятельность СД, фон Манштейн никогда не читал.

Оставался вопрос, докладывал ли фельдмаршалу о положении дел его штаб? Те отделы, что остались в Симферополе, знали не все, но определенно достаточно. Однако им было трудно принять решение. Если доложить Манштейну, то, по их мнению, самое меньшее, что тот сделает, – это заявит яростный протест Гитлеру. Бласковиц и Кюхлер уже выразили свой протест против действий СД в Польше, и обоих отстранили от командования. Положение армии тогда выглядело более чем опасным. Видимо, перед офицерами встала непростая проблема – если они доложат фон Манштейну, евреям они все равно не помогут, а вот командующего лишатся, чем подвергнут армию серьезной опасности. Поэтому они скрывали то, что знали, от фельдмаршала. Суд согласился выслушать свидетельства по этой договоренности при закрытых дверях, дабы не подвергать свидетелей опасности. Это породило совершенно невероятные слухи, будто показания давали Уинстон Черчилль и фельдмаршал Монтгомери.

Сам фон Манштейн поклялся, что не знал об убийствах евреев СД, и суд явно ему поверил. Лично я, припоминая поведение фон Манштейна в случае «приказа о комиссарах», верю ему безусловно.

Отступление