Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию! (СИ)

Обстановка вокруг Сайго Такамори, несмотря на его смерть в далеком 1877 году, продолжала накаляться. Он и из могилы оказался способен создавать чрезвычайные проблемы. На редкость беспокойная вышла из него личность.

Ситуация была очень непроста. В 1868 году Император Муцухито провозгласил в Японии реставрацию Мэйдзи, основанную на клятве пяти пунктов – наиболее прогрессивистской доктрине за всю историю не только Японии, но и, пожалуй, человеческой цивилизации. Однако преодолеть мощную и последовательную реакцию аристократии и самураев оказалось крайне трудно. Они буквально вгрызались в «сакральное старье». Когда же стало понятно, что прошлого не вернуть, они сублимировали свои устремления в лютый, бешеный милитаризм и крайне агрессивную экспансивную политику, надеясь таким образом вернуть себе ускользающее положение в обществе. Как следствие уже в 1873 году в Японском правительстве вспыхнул острый кризис, вызванный дебатами о завоевании Кореи.

Окубо Тосимити возглавил олигархическую прогрессистскую партию, поддержанную Императором, которая настаивала на сохранении здравомыслия. Им мнилось, что откусывать нужно только тот кусок пирога, который можно проглотить не подавившись. Сайго Такамори, в свою очередь, возглавил милитаристскую консервативную партию, стремящуюся к экспансии любой ценой. Для Сайго и его последователей война была единственным шансом на реставрацию хотя бы части былых привилегий.

Восстание было смято и жестоко подавлено после полугода боев. Оказалось, что пушка как аргумент, много значимее, чем какие-то там вековые традиции. А митральезе так и вообще плевать, кого фаршировать пулями - вчерашнего крестьянина или породистого самурая. Сайго Такамори умер. Но не умерло его дело. Мало того, он сам, посмертно обрел легендарный статус, олицетворяя японские традиции, старину и обычаи, которые отбрасывались прогрессистами как непрактичный и отживший свое мусор. А потому он, несмотря на то, что выступил против правительства, оказался весьма популярен среди простого народа. Он ведь был в основном необразован, а потому предельно консервативен. И чем дальше уходила модернизация японского общества и экономики, тем больше становилась реакции. Футуршок нарастал. Глухое ворчание в Японии с каждым годом становились все сильнее и сильнее, грозя перерасти в открытые выступления и беспорядки .

В 1889 году Император посмертно помиловал Сайго Такамори, ведь формально он выступал не против него, а против правительства Окубо. Однако общество продолжало стремительно перегреваться. Оно оказалось не готово в одночасье прыгнуть из глухого средневековья сразу через многие столетия в объятья развитого индустриального стимпанка поздней Викторианской поры.

И вот – новый виток этой эскалации.

Простой народ, почти не таясь, уже говорил о том, что страшное поражение в войне – это кара богов. Ведь этот чертов Куропаткин догадался не только правильно выбрать будущего агента и красиво его внедрить, но так еще и назвал предельно вызывающе! Сама Аматэрасу, воплотившаяся в теле внучки народного героя, выступила против японцев, отвернувшихся от нее и ее заветов…

Глава 9

1 сентября 1904 года, Ляоян

Война в Маньчжурии была сложной и многопрофильной композицией. Боевые действия, разведка, контрразведка, кадровый вопрос, столичная партия, еврейская партия, японская партия, корейская партия и так далее. Направлений получилось действительно очень прилично. И, если бы по всем имеющимся каналам информации шел привычный для XXI века поток информации, Алексей Николаевич просто сошел бы с ума. А так – справлялся. С трудом, но справлялся, работая как проклятый. Штаб у него, конечно, имелся, и генерал его активно использовал, но эти люди думали совершенно неподходящим образом, а переучивать возможности не было. Эпоха накладывала критический отпечаток….

Так вот, одним из важных направлений деятельности Куропаткина в этой войне являлся Китай. Тому было много причин, начиная, хотя бы с того, что согласно договору 1894 года Империя Цин должна была прийти на помощь России в войне с Японией, но делать это не спешила. А такое прощать нельзя. Кроме того, генерала совершенно не устраивала чудовищная пассивность и невнятность Николая II в деле взаимодействия с этой очень интересной страной. После того приснопамятного разговора с Витте, никакого ответа из Санкт-Петербурга так и не пришло. Николай II очевидно боялся принимать хоть какое-то решение, а его окружение оказалось не в состоянии прийти к общему пониманию. Поэтому, отмахнувшись от назойливой субординации, он начал действовать самостоятельно, не оглядываясь ни на кого.