Фельдмаршал Репнин

Для больного человека семья лучше всякого лазарета. В кругу близких ему людей — любимой жены и трёх милых дочурок — Репнин быстро избавился от дорожной усталости, да и боли притупились. Уже на третий день после прибытия он почувствовал себя так хорошо, что решил нанести визиты знакомым и в первую очередь графу Никите Ивановичу Панину.

2

Граф Панин, всё ещё сохранявший за собой должность руководителя внешнеполитического ведомства России, принял его в резиденции коллегии иностранных дел. Человек неулыбчивый, умевший скрывать свои эмоции, в знак приветствия он только подал руку, а не обнял, как это делали многие знакомые ему сановники.

— Недурно выглядишь, — промолвил граф, бегло оглядев гостя с ног до головы.

— И такое вы говорите человеку, которого мучают почечные колики и отнимается правая нога!.. В вас нет никакого милосердия, граф, — с показной обидой сказал Репнин.

Если при встречах Панин чаще всего обращался к нему на «ты», то Репнин неизменно говорил ему «вы», хотя и доводился ему по жене родственником. Он был моложе графа на шестнадцать лет, и одно это заставляло относиться к нему с особым почтением.

— Пожалуй, ты прав, — сказал Панин, оглядев гостя на сей раз более внимательно. — У тебя действительно усталый вид. Садись и рассказывай.

— А что рассказывать? Война — не увеселительные прогулки.

— В отпуск приехал?

— Да. Кстати, я заехал к вам как раз по этому поводу.

— По поводу отпуска?

— Когда писал рапорт об отпуске, не думал, что мои недуги могут так сильно обостриться. Думал, до начала новой кампании всё пройдёт и смогу снова вернуться в армию. Но теперь чувствую, болезнь может затянуться, придётся ехать лечиться на целебные воды в Пруссии.

— А тебя от такой поездки что-то удерживает?

— Мне нужен дополнительный отпуск, и я надеюсь, что вы в этом поможете.

— Каким образом?

— Замолвите за меня слово перед государыней.

На губах первого министра появилась осуждающая усмешка:

— Государыня заниматься этим не станет. У неё есть более важные заботы. В Москве чума, и все усилия двора направлены на то, чтобы побыстрее погасить эту болезнь.

— Я понимаю, — разочарованно выдохнул Репнин, — и всё же мне надобно что-то предпринять.

— Сколько дней необходимо прибавить к отпуску?

— Дней? Мне нужен целый год.

— А поменьше нельзя?

— На водах лечатся обычно в летние дни, а сие означает, что я могу поехать туда только летом будущего года. Зиму проведу в Петербурге, лето в Пруссии — вот и получается год.

— Такого продолжительного отпуска тебе, конечно, никто не даст. Единственное, что можно сделать в твоём положении, — уйти на год в увольнение.

— Какая разница?

— Разница большая. В случае увольнения не будешь получать от казны жалования.

— Я готов с этим согласиться.

Панин подумал немного:

— Завтра я должен встретиться с вице-президентом военной коллегии графом Чернышёвым. Постараюсь поговорить с ним о твоём деле. Тебе же следует зайти к нему несколько позднее. Думаю, будет лучше это сделать в начале будущей недели. К тому времени вопрос может уже решиться.

Репнин тепло поблагодарил за обещанное содействие.

— Не стоит благодарности, — сказал на это Панин. — Я не забываю о наших родственных связях и считаю, что мы должны помогать друг другу.

— По случаю своего ухода в отпуск я решил устроить маленькое застолье. Мы с Натальей Александровной будем рады, если вы согласитесь принять в нём участие.

— Я не любитель людных застолий, и ты об этом хорошо знаешь.

— Не беспокойтесь, я не намерен собирать весь город. Кроме вас будут только Куракины.

— Хорошо, постараюсь приехать, — пообещал граф…

Первый министр сделал всё так, как и обещал. Когда спустя несколько дней Репнин прибыл в военную коллегию, на столе у вице-президента коллегии графа Чернышёва уже лежал подписанный указ об его увольнении на год в связи с необходимостью длительного лечения на водах. Указ был подписан 17-м числом сентября месяца.

— Графу Румянцеву указ уже послан, — сообщил вице-президент. — Так что скоро получите от него ордер и можете считать себя свободным.

Репнин не стал задерживаться в военной коллегии, а сразу поехал домой порадовать жену. Он чувствовал себя так, словно избавился от тяжёлой ноши. Отныне он мог ни о чём более не думать, как только о благополучии семьи да о восстановлении собственного здоровья. Правда, на его руках ещё нет ордера главнокомандующего армией, но за этим дело не станет. Он был уверен, Румянцев отнесётся к его судьбе с пониманием.