Фельдмаршал Румянцев

Поздно вечером, когда жизнь лагеря вошла в привычное русло, Румянцев получил донесение от генерала Голицына, который временно, как старший по чину, заменил убитого Вейсмана. Из его рапорта Румянцев узнал подробности атаки и сражения, узнал, что победители, захватив неприятельский лагерь с многочисленным обозом, разделили по себе захваченную добычу, истребили то, что не смогли взять. Вся артиллерия неприятеля – двадцать пять орудий – захвачена. Эта победа не могла не радовать, она освободила армию от засады, которая могла повлечь за собой всякие неожиданности и случайности. И на следующий день в честь этой победы «принесли мы Всевышнему, нам в том помощнику, благодарные молитвы в главном корпусе с пушечною пальбою», признавался Румянцев.

В этот же день вернулся Потемкин, посланный на преследование турок. Он сообщил, что в той стороне, куда бежал неприятель, нигде не нашел его войска. Гарнизон Силистрии тоже не предпринял против отходящей русской армии никаких действий. Перед фельдмаршалом Румянцевым возникли трудные вопросы. Он допускал, что разбитый неприятель действительно побежал к Базарджику, а возможно, и к Шумле. Так что дорога на Шумлу свободна, и можно беспрепятственно идти туда. Но что ждет армию, если она доберется туда, преодолев «узкие дороги с чрезвычайными горами и ущельями» и безводные пространства? Визирь, если у него мало сил, каждую минуту может подняться в горы и уйти за Балканы. А если у него много войск, то что может сделать с ним изнуренная после боев и тяжкого перехода русская армия? И что сейчас он может предпринять против неприятеля, многократно разбитого его армией? Но эти сражения не прошли и для его людей бесследно. Он видел, как от постоянных сражений люди его доведены до бессилия. Вся кавалерия пришла в плачевное состояние… И ничего тут не поделаешь! Лошади ни на час из-под седел не выходили, все время были в деле, в беспрерывном движении, а кормили же лошадей одним тростником, травы ж на сих гористых местах отнюдь не было… Да и за тростником нужно было каждый день далеко ездить, опять же гонять лошадей. А если не доставлять каждый день тростник, то он стареет и становится непригодным к корму… Люди-то выдержат и нечеловеческие условия, а вот с лошадьми ничего не поделаешь, если они обессилели.

После тяжких раздумий Румянцев созвал 24 июня второй военный совет. Собравшимся генералам он сказал:

– Господа! Перед нами стояли две задачи – покорить Силистрию и разгромить верховного визиря в Шумле. Посланного верховным визирем против нас Нуман-пашу мы разгромили и прогнали к Базарджику и Шумле. Дорога туда свободна. Но дорога, к тем местам ведущая, столь тесна между гор и ущелий лесных, что не только артиллерию, но даже наших повозок, надобных для перевозки провианта, протянуть по оной нет возможности. А еще на больших переходах и воды достаточно не имеется… Так что пройти к Шумле с большим корпусом невозможно, а сюрпринировать* визиря – еще меньше. Ибо, как известно, он, послав свои войска на помощь Силистрии и в наш тыл, остался совсем налегке. Так что даже в том случае, если мы достигнем Шумлы, его там не застанем, он удалится в горы. Вывод – поиск на Шумлу не только неудобен, но может оказаться и бесполезным. Итак, нам остается вторичное покушение на Силистрию. Но вы знаете, что в ней больше тридцати тысяч войска. Об этом говорится в письмах Осман-паши, которые мы нашли в походной канцелярии Нуман-паши. Да и сам город весьма укреплен и снабжен довольно артиллерией. И мы наверняка потеряем несколько тысяч людей, чтобы захватить город. Да и сумеем ли его взять? Ведь у нас нет никаких осадных и штурмовых приспособлений. Но даже в том случае, если б мы одержали успех, то неминуемая утрата в людях довела бы нас до того, что мы не смогли бы не только на здешнем берегу действовать, но и в случае надобности подать помощь на оба свои фланга в Валахии и Бессарабии. И последнее, что хочу я вам сказать. Овладение Силистрией вовсе не решает всех задач нынешней кампании – это лишь промежуточный шаг. Я уж не говорю о том, что кавалерия наша изнурена до крайности, вы это все хорошо знаете. Решайте, господа, я подчинюсь вашему мнению, если вы найдете лучший выход из создавшегося положения, чем возвращение на левый берег Дуная.

Но на этот раз все генералы были единодушны. И после обсуждения положения армии в Задунайской области «согласно постановили… перейти главному корпусу здесь при Гуробалах чрез Дунай на свой берег и там расположиться…».

В тот же день снялся с лагеря Бессарабский корпус под командой генерал-майора Викентия Викентьевича Райзера и ушел в Измаил. 25 июня начала переправу армия Румянцева, сначала главный корпус, а затем корпус Потемкина. 27 июня Румянцев благополучно возвратился на свой берег Дуная и занялся приведением в порядок оборонительных постов, прекрасно понимая, что вскоре турки осмелеют и устремятся большими силами на русские полки.