В крепостном четырёхугольнике продолжала оставаться турецкая 57-тысячная Восточнодунайская армия. Но она оказалась умело «выключенной» из активной части войны. Султанский полководец Мехмет Али-паша оказался здесь не в состоянии предпринять что-либо серьёзного против «державшего» его наследника российского престола цесаревича, будущего императора Александра III.
Одним из участников тех событий на северо-востоке Болгарии был Иззет Фуад-паша, адъютант мушира — главнокомандующего султана. После войны автор нашумевшей в своё время книги «Упущенные благоприятные случаи» станет начальником кавалерии в сирийском городе Алеппо и посланником в Мадриде. Он писал в книге:
«С самого прибытия своего в Разград новый сардарь носился с мыслью создать у него крупный тактический центр в надежде, что русские доставят ему случай выиграть тут оборонительное сражение. Но и намерение принять наступательный образ действий не было чуждо мыслям мушира, но все меры, принятые для последней цели в главной квартире его, просто невероятны, неслыханны!
Приказания летят по всем направлениям! Наступление! Наступление!.. Вперёд!!! — И вот рущукские дивизии развёртываются вправо, против Кацелева; Неджиб-паша двигается к Карагассанкиою; Салик-паша и египетская дивизия из Аяслара выступают к Осман-Базару.
А неприятель где? Да, где же неприятель?
Но вот он, против нас!
Кто? Что?
Его корпусная кавалерия!
И эта маска нас пугает; мы не можем сделать ни шагу вперёд; мы останавливаемся... мы боимся, чтобы противник сам не сделал этого, чего мы не смеем сделать... и окапываемся, и ждём!
Мы разместили (право, можно умереть от горя, вспоминая всё это...) — мы разместили (я говорю это со слезами) все свои дивизии на фронт более чем в 100 километров!
Да ведь это не что иное, как возвращение к отменённым распоряжениям старого сардаря Абдул-Керима: только вместо того чтобы растянуться вдоль Дуная, с востока на запад, мы растянулись с севера на юг! — Вот и все; вот к чему свелось разградское сосредоточение, которому мы так радовались!
Благодаря этой кавалерии, этой маске, армия Цесаревича держалась между Ломом и Янтрой поистине замечательно. Она исполняла свою роль прикрытия — и больше ничего. Она не могла и не должна была наступать — и её добровольное, рассчитанное бездействие кончилось тем, что вынудило нас атаковать...»
Иззет Фуад-паша, надо отдать ему должное, понял, пусть и поздно, после войны, стратегический замысел русского главнокомандующего. Николай Николаевич-Старший, его советники и ближайшие соратники прекрасно понимали, что при равенстве сил, которое наступило после форсирования Дуная, наступать всюду нельзя. Требовался перевес сил, повышенный расход боезапасов, надёжность обеспечения растянутых коммуникаций. Требовались всё новые и новые десятки тысяч людей, которых не значилось в рядах Дунайской армии.
Великий князь очень надеялся на то, что сильный по своему составу и прежде всего кавалерией — регулярной и казачьей — Рущукский (Восточный) отряд до конца сыграет свою сдерживающую роль. Не случайно перед броском в Забалканье Николай Николаевич-Старший встретился с цесаревичем Александром и начальником его штаба генерал-лейтенантом Петром Семёновичем Ванновским, будущим (после Милютина) военным министром России. Разговор шёл о завершении войны: