Фельетоны, статьи, речи

Мурузи ужаснулся, и картину стали переделывать на ходу. Заодно увеличили смету (сто шестьдесят три тысячи ориентировочных рублей).

Юмористы пустили в ход старый каламбур насчет пробки бутылочной и пробки трамвайной.

Вообще трескотня шла необыкновенная. Взору уже рисовались большие прохладные склады, наполненные пахучими пробками, как вдруг произошел ужасный случай.

Жил на свете мальчик, чудесный мальчик с синими глазами. Его звали Котя.

Котя прочел самую первую заметку "Миллионы на сметнике", и пока в эфире бушевала оратория, пока Молокович подвинчивал мировоззрение и кто-то вел титаническую борьбу за внедрение диалектического метода в пробочное дело, умный мальчик собирал пробки. Он собрал четыреста шестьдесят восемь пробок больших и триста шестьдесят пять пробок малого калибра.

Но сдать этот товар было некуда. Вопрос о пробках успели поднять на такую принципиальную высоту, что забыли открыть склады.

Такой чепухой никто не хотел заниматься. Хотелось болтать, рассуждать о высоких материях, искать метода, закапываться в глубь вопроса.

Некоторое отрезвление внесла лишь новая заметка. Правда, называлась она так же, как и старая, - "Миллионы на сметнике", но содержание ее было другое. Имелись в виду ориентировочные рубли, потраченные на художественный фильм о переломе в душе старьевщика-единоличника, на многократное колебание эфира музыкальной фразой: "Богаты пробкой станем мы", печатанье боевой повести Валерьяна Молоковича, - на что угодно, кроме пробки.

И на тему этой заметки почему-то не было сотворено ни одного художественного произведения.

1932

Хотелось болтать. - Впервые опубликован в журнале "Крокодил", 1932, э 18. Подпись: Ф.Толстоевский.

Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. III, "Советский писатель", М. 1939.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ТРАМВАЙ

Жарко. По летнему времени трудно сочинить нечто массивное, многословное, высокохудожественное, вроде "Соти". Тянет написать что-нибудь полегче, менее великое, вроде "Мадам Бовари".

Такая жара, что противно вкладывать персты в язвы литературы. Не хочется придираться, допускать сатирические вольности и обобщения.

Хочется посмеяться. И, верите ли, смеяться хочется почему-то так называемым утробным смехом. Тем более это уже разрешено вполне официально и, есть слух, даже поощряется.

Хочется, а с другой стороны - колется. Вдруг не выйдет! Как-никак, а молодость прошла, нет уж того порыва. "И одинокий тонкий волос блестит на праздной голове" (кажется, Тютчев).

В ужасных препирательствах прошла молодость. Мы спорили без конца. Враги говорили, что юмор - это низкий жанр, что он вреден. Плача, мы возражали. Мы говорили, что юмор вроде фитина. В небольших дозах его можно давать передовому читателю. Лились блестящие детские слезы. Кто-то учился на своих ошибках (орфографических). Кого-то куда-то бросили.

Теперь все хорошо.

К тому же лето, жарко, съезд писателей соберется не скоро, и литературный трамвай еще не вошел в прохладное депо.

Последняя посадка, была 23 апреля.

И опять кто-то в давке не успел попасть в вагон и гонится за трамваем, задыхаясь и жалуясь:

- Я был первым в очереди. Меня рапповцы замалчивали. И вот такая несправедливость!

Как всегда в трамвае, пассажиры сначала радуются своему маленькому счастью. Идет размен впечатлений. Потом потихоньку начинается дифференциация.

- Чуть Габрилович не остался. Спасибо, Славин подсадил. Буквально в последнюю минуту. Написал о нем статью в "Вечерке".

- Смотрите, нонпарель, а подействовала.

- Хоть бы обо мне кто-нибудь нонпарелью.

- Читали Никулина?

- "Время, пространство, движение"? Читал. Мне нравится. Совсем как Герцен стал писать. Просто "Былое и думы".

- Да, с тем только различием, что былое налицо, а дум пока никаких не обнаружено. Потом у него в мае месяце арбуз на столе истекает соком. А в окно смотрит белая ночь. А арбузы вызревают в августе. Герцен!

- Не люблю застольных речей. Опять Олеша не то сказал. Сказал о Грине, что умер последний фабулист. Не понимаю, что это значит - последний фабулист. Последний флибустьер - это еще бывает. Не то, не то сказал.

- Сходите?

- С ума вы сошли! Только влез.

- А впереди сходят?

- У выхода рапповцы пробку образовали. Ни за что не хотят сходить. А один товарищ, тот даже лег поперек двери. Ни за что, говорит, не сойду. А его билет уже давно кончился.

- Какое безобразие! Задерживают вагон на повороте!

- А о Зощенко опять ничего не пишут.

- Граждане, осторожнее. Среди нас оказался малоформист. Покуда вы тут спорили и толкались, он успел сочинить на ходу приспособленческий лозунг взамен старого: "Не курить, не плевать". Слушайте. Вот что он написал: "В ответ на запрещение плевания и курения ответим займом социалистического наступления".

- Товарищ Кирпотин, остановите на минутку вагон. Тут одного типа надо высадить.

- Сойдите, гражданин. Ничего, ничего! До ГОМЭЦа пешком дойдете!

- А о Зощенко опять ничего не пишут.

- Кондуктор, дайте остановку по требованию у ГИХЛа.

- Удивительно! Что писателю могло в ГИХЛе понадобиться? Ведь там денег за принятые произведения не платят.