- Но платят за потерянные. Там даже висит особое извещение: "Выплата гонорара за утерянные рукописи производится по четным числам".
- А-а-а!
- Только он выпустил первую книжку, как стали его спрашивать:
- Вы марксист?
- Нет.
- Кто же вы такой?
- Я эклектик.
Уже так было и хотели записать. Но тут раздались трезвые голоса:
- За что губите человека?
Ну, снова стали спрашивать:
- Значит, вы эклектик?
- Эклектик я.
- И вы считаете, что эклектизм - это хорошо?
- Да уж что хорошего!
Тогда записали: "Эклектик, но к эклектизму относится отрицательно".
- Это все-таки прошлые времена. Теперь, в свете решений...
- А про Зощенко все еще ничего не пишут. Как раньше не писали, так и сейчас. Как будто и вовсе его на свете нет.
- Да. И знаете, - похоже на то, что этот ленинградский автор уже немножко стыдится своего замечательного таланта. Он даже обижается, когда ему говорят, что он опять написал смешное. Ему теперь надо говорить так: "Вы, Михаил Михайлович, по своему трагическому дарованию просто Великий Инквизитор". Только тут он слегка отходит, и на его узких губах появляется осмысленно-интеллигентная улыбка. Приучили человека к тому, что юмор - жанр низкий, недостойный великой русской литературы. А разве он Великий Инквизитор? Писатель он, а не инквизитор...
Такие и еще другие разговоры ведутся в литературном трамвае. Кто-то упрямо сидит, делая вид, что любуется асфальтированной мостовой, а сам только и думает о том, как бы не уступить место женщине с ребенком (лобовой перенос понятия - здесь, конечно, имеется в виду писательница, робко держащая на руках свое первое произведение).
Кто-то роется в своем кармане, выгребая оттуда вместе с крошками хлеба завалявшиеся запятые. Кто-то в свете решений требует к себе неслыханного внимания. О ком-то, конечно, опять забыли.
Жара.
Но хорошо, что трамвай движется, что идет обмен впечатлениями и что походная трамвайная дифференциация, с обычной для нас перебранкой и толкотней, готова перейти в большой и нужный спор о методах ведения советского литературного хозяйства.
1932
Литературный трамвай. - Впервые опубликован в "Литературной газете", 1932, э 36, 11 августа, под рубрикой "Уголок изящной словесности". Подпись: Холодный философ.
Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. III, "Советский писатель", М. 1939. В этом издании и в сборнике "Как создавался Робинзон", "Советский писатель", М. 1933, фельетон ошибочно датируется 1933 годом.
ПОД СЕНЬЮ ИЗЯЩНОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Шли годы. Никто не спрашивал нас о том, что мы думаем о мещанстве, о внутрирапповских попутчиках, о роли критики в литературе. Никто не задавал нам вопросов, какие принято задавать писателям раза два в год.
И произошло ужасное. Мы не научились плавно высказываться. Нет в нас того огня и пыла, которые нужны на этом ответственном участке литературной работы.
Собранные здесь отрывочные суждения и мысли упакованы нами в маленькую анкету и дают ответ на вопросы, с которыми к нам часто обращаются отдельные лица и небольшие организации.
- Как вы пишете вдвоем?
- О, это очень просто! Значит, так: стол, ну, естественно, чернильница, бумага, и мы двое. Посмотреть со стороны - так совсем не интересно. Никаких особенных писательских странностей! Озабоченные, встревоженные лица (такие бывают у людей, которым обещали комнату с газом и вдруг не дали), взаимные попреки, оскорбления и, наконец, начало романа: "Белоснежный пароход рассекал своим острым носом голубые волны Средиземного моря". Разве это хорошо, такое начало? Может быть, написать как-нибудь иначе, лучше? Тревожно на душе, тревожно!
- Почему вы печатались в полутолстых "30 днях", а не в каком-нибудь совсем уже толстом журнале?
- О, это очень сложно! В толстый журнал нас приглашали только затем, чтобы предложить завести "уголок юмора" - шутки, экспромты, блестки, юморески (редакционные панычи очень любят слово "юмореска"). Заодно предлагали делать шарады, логогрифы, ребусы и шашечные этюды. В общем, все то, что раньше называлось "Смесь", а сейчас "Рабочая смекалка". И выражали удивление, когда мы надменно отказывались. "Ведь вы же юмористы, - говорили в толстом журнале. - Что вам стоит?"
- Правда ли, что ваш смех это не наш смех, а их смех?
- Не будьте идиотом! {1}
- Как относятся в редакциях к вашим творческим исканиям?
- Чрезвычайно однообразно. Всегда просят вычеркнуть из рукописи две строчки и дописать полторы страницы. С течением времени мы приобрели опыт и, сдавая рукопись, заявляем, что две строчки вычеркнуты, а полторы страницы дописали еще в процессе работы. Но даже эта профилактическая мера не помогает.
- Что вам больше всего понравилось в "Литературной газете" за тысяча девятьсот тридцать второй год?
- Постановление ЦК партии от двадцать третьего апреля.
- Ваш любимый писатель?
- Сейчас Дос-Пассос {2}. Может быть, всем теперь он нравится и любовь к этому писателю не оригинальна, но такова ситуация на текущий квартал.
- Ваш любимый читатель?