Феликс с железной дороги

Как и всегда, когда предстоял выход в свет, сначала нужно было посадить Феликс в переноску. Этот детский страх остался с ней на всю жизнь. Какими бы лакомствами Энджи ни пыталась заманить ее внутрь, Феликс видела, к чему идет дело, и не позволяла себя так легко обмануть. Едва завидев переноску, она удирала прочь, и ни Энджи, ни другие железнодорожники не могли ее туда засунуть.

Это умел только один человек – Дейв Чин, кумир кошачьего сердца. Энджи специально для этого вызывала его по рации: «Дейв, ты где? Далеко от Хаддерсфилда? Ты нам нужен, Феликс не хочет в переноску!» Тогда Дейв приходил, одним непринужденным движением брал кошку, переворачивал, чесал ей лапки и засовывал внутрь, приговаривая: «Ну-ка, залезай».

Оказавшись внутри, Феликс переставала бояться. К тому времени, как Энджи доносила ее до парковки, заводила машину и включала музыку, Феликс была совершенно шелковой. Под звуки регги бригадир, подобно личному шоферу, доставляла станционную кошку туда, где у нее была назначена встреча. «Любим мы такую музыку, моя радость? – спрашивала Энджи. – Еще как любим! – она поглядывала на кошку и болтала с ней: – Не бойся, сейчас мы с тобой приедем…», и Феликс, успокоенная ритмичной мелодией, ничуть не возражала.

Но когда Энджи первый раз везла ее причесываться, она боялась, что даже талант Боба Марли окажется бессилен. В парикмахерскую, полную сладких запахов, она зашла с еще большей тревогой, словно мать, которая ведет дочку в первый класс.

Парикмахер потянулась через стол и забрала Феликс.

– Она раньше никогда не была в таком заведении, – робко сказала Энджи. – Вы точно ее не напугаете?

– Что вы, – весело ответила парикмахер. – Мы отлично управляемся с кошками!

– Ну-ну, – подумала Энджи, – это вы нашу не знаете…

Она представила, как Феликс устроит истерику посреди парикмахерской, и поскорее вышла за дверь, чтобы не дать себе времени передумать. Примерно через час она зашла за своей крошкой.

– Ну как, все прошло благополучно? – с тревогой спросила она.

– Да она просто умница, – был ответ.

Энджи решила, что речь о девушке-парикмахере, которая стригла Феликс.

– Нет-нет, я про кошку говорю. Феликс не безобразничала?

– Ничуть, – со смехом ответили ей. – Она вела себя прекрасно. Позволила помыть себя с шампунем, высушить феном, все по полной программе. Да вот, сами посмотрите.

И действительно, Феликс сидела на столе, горделиво подняв голову, словно кинозвезда, которую фотографируют для обложки журнала; ее шерсть топорщилась, как будто раздуваемая машиной-ветродувом. Она была великолепна. Ее шубка сияла и пушилась во все стороны, будто прическа в африканском стиле. Энджи никогда не видела ее такой красавицей, а когда взяла на руки, почувствовала дивный аромат. Феликс пахла божественно. Энджи не терпелось вернуться с ней на станцию и похвастаться.

Когда Феликс в новом облике вышла на платформу 1, все вокруг ахнули. Но стоило ей ступить на бетон, покрытый слякотью, как она легла и принялась кататься, извиваться, валяться мехом по грязи, чтобы отбить этот чудесный запах чистоты!

– Феликс! – закричала Энджи. – А ну прекрати! Тебя же только что привели в порядок!

Но Феликс не послушалась. Она в те дни вообще никого не слушалась. Приближалось Рождество, и железнодорожники с пассажирами переживали йоркширскую зиму во всей красе: дождь, дождь, снег и снова дождь. Дождь капал под открытую крышу вокзала прямо на Феликс, сидящую на платформе, но меховая шуба, как когда-то и предвидела Джоанна Бриско, согревала ее и не давала продрогнуть. Вот только сильнее, чем спина, у нее мокли ноги. Когда погода загоняла Феликс погреться в бюро находок, она обычно запрыгивала на стол к Анжеле Данн и гуляла по бумагам, оставляя грязные следы – полное безобразие.

– Знаешь что, Феликс, – отчитывала ее Анжела, – будь добра вытирать ноги, когда приходишь с улицы.

В зале от станционной кошки тоже было мало радости. Вот сотый раз за день протерли пол – и тут Феликс заходит своей элегантной походкой, сверкая стразами на ошейнике, и разводит грязь на белых плитках. Уборщики не верили своим глазам:

– Феликс, ты издеваешься? Не успели мы домыть пол!

Феликс радостно безобразничала и от легкомыслия чуть не попала в серьезную железнодорожную беду.

Одним декабрьским днем ей вздумалось поохотиться на кроликов. Она отправилась к концу платформы 2, остановилась, принюхалась и замерла в ожидании. Кролики не заставили себя ждать – бурые с белым, они скакали в траве возле путей, а рядом зиял вход в тоннель. Феликс припала к земле, вся натянутая, как струна, ловя каждый звук, каждый запах. Медленно-медленно она шагнула вперед и стала красться вниз по скату рампы прямо к месту кроличьих игр.