Отойдя Август спрятал лицо в руках, борясь с искренним самоунижением и виной перед его девочкой. Ему поскорее хотелось к ней, но боль внутри от того, как он ее подвел, ставила внушительную преграду, вынуждая чувствовать себя еще и трусом. В итоге он развернулся к Нилу и сквозь влажные глаза и сцепленные челюсти пытался то ли поблагодарить его, то ли… В общем, представить что‑то конкретное в этот момент Августу было тяжело. Такого страха он не испытывал, пожалуй, никогда, что, разумеется, подведет определенные выводы об этом месте. К счастью, Нил понял куда больше, чем тот сам мог осознать, как и сказать.
– Сейчас они спят. Там, в комнате.
Нил указал кивком на угловое помещение, прямо у выхода из блока. Двери и стены были глухими. Пока Август глядел туда, Нил уже протянул ему планшет, где было открыто изображение с микрокамеры, установленной им внутри. Август взял его в руки и не мог оторваться от вида двух мирно спящих на одном диване детей.
– Им нужен отдых, заснули пару часов назад. Совет хочешь? Вспомни и напомни ей, что она еще ребенок. Ей это очень нужно. А тебе поможет в будущем. Поверь, я знаю.
Ох, эти последние слова он крайне показательно направил в критику Холда и лишь после произнесения повернулся к нему, убеждаясь, что смысл дошел до адресата.
– Тащите, кого нашли, а то еще одно вскрытие проводить не хочется.
3
В этом никто не виноват
Каждое действие Лилит было аккуратно пропитано красотой и в некотором смысле грацией. Заботливое отношение к компьютерам в сокрытой ранее комнате – это тот необходимый для нее успокаивающий бальзам в процессе работы по раскапыванию тайны. Настоящий массаж для мысли, должный перезагрузить утомленный ум. Разумеется, подобному очень способствовало искусственное одиночество, необходимое для концентрации. Если бы Лилит знала о том, как все случившееся с детьми и неизвестным человеком повлияет в итоге на Нила, то, скорее всего, почувствовала бы зависть. Но не стоит делать поспешных выводов – бесспорно, как жена и просто человек, она будет рада узнать о более цельном формировании ее мужа как взрослого мужчины, наконец‑то разорвавшего тянущие назад путы проблем с отцом. Да вот только если Нил уже выставил новые для себя ориентиры, следуя им с завидной скоростью и упорством, то Лилит была в смятении и всеобщем раздрае. И если кто ей и мог помочь в собственных проблемах, то именно Нил, как единственный знающий о первородной причине случившегося надлома. Как часто и бывает, человеку с грузом неразрешенных тягостных эмоциональных язв в первую очередь надо хотя бы их признать, а уже потом найти способ устранения. Вот она и сидит одна, увлеченная раскапыванием ожидаемо страшных причин существования здесь того человека, чье изуродованное временем тело вскрывает Нил. Надеется ли она через эту работу с этой подоплекой распутать свой клубок мучающих мыслей? Да, конечно. И это стало важным признанием самой себе, что служит и первым шагом на трудном пути к собственной реабилитации.
Для начала она вытащила гибридный компьютер из угла комнаты почти на середину, аккуратно поглядывая на разноцветные мотки проводов, желая сохранить полную работоспособность. Воткнув по углам в потолок переносные лампы, Лилит создала в некотором роде свою операционную, где холодно‑голубоватый оттенок позволял разглядеть любой предмет окружения под любым углом. Квадратный ящик с пятью отсеками плавно двигался на четырех колесиках так, как ей было необходимо, позволяя использовать любой инструмент для вскрытия и изучения.
Пока программное обеспечение планшета собирало данные об этом стареньком, но очень живучем оборудовании, заодно фрагментируя жесткие диски, ее руки так и потянулись к вскрытию объекта. Процесс этот был крайне поступательным и аккуратным, что вновь олицетворяет для нее красоту и заботу. Причем так было всегда, что, несомненно, удивляло ее родителей, видевших по своему примеру дочь либо актрисой театра, либо писательницей. А она, наша Лилит, крайне рано увлеклась сначала механикой, а потом и программированием, проецируя точную науку на понимание мира. В своем роде систему координат и опору для контроля над собственной жизнью. В чем была такая необходимость? Все просто: она была одинока и потеряна в семье, где пропасть между ней и остальными казалась непреодолимой. Самая младшая, девочка рано познала жизненную надобность самостоятельности, в одиночестве изобретая инструмент познания мира. Уже тогда она выстраивала свое мировоззрение преимущественно мыслями, а не чувствами. Хотя, стоит отметить, с годами она нашла свой баланс, позволяющий получать удовольствие от жизни сполна. Так вот, за последние три месяца этот баланс даже не поддавался восстановлению, будто бы и не было его вообще, а то, известное ей, – лишь иллюзия, осознанный обман.