Фелисетт

Выводы делать было страшно всем, что не удивительно, когда на голову сваливается такое известие. Быстро одевшись, они молча добрались до звездолета. Погода была все еще спокойной, но из‑за новостей кажущаяся тишина вокруг пугала своей неизвестностью. Под нехилым стрессом все оказались внутри.

– Твою мать! Я забыла, что Холд заблокировал…

– У меня есть нужный доступ и все его ключи, – уверенно и быстро сказал Август, заняв место пилота и начав подключение.

– Похоже, он и правда готовил тебя на замену.

Нил сказал это без лишней подоплеки, но это звучало для Августа то ли приятно, то ли раздражающе – понять ему сейчас было трудно. Лилит села на место второго пилота, Нил был чуть позади и между ними. Все происходило быстро, чуть ли не инстинктивно, мысль порой догоняла события с ощутимым отставанием.

– Что ты хочешь делать?

– Позвоню Виктору Марковичу, он прямой руководитель Холда.

Голос Августа был уверенным и не лишенным лидерских нот.

– Сэр, это Август Манлио, меня слышно?

– Слышно отлично. Сообщи свой код подтверждения. – Голос был взрослым, глубоким, но очень энергичным.

– 845397, секретное слово «арон».

– Где находится Холд Хобер?

– Он был ранен, сейчас состояние стабильное, ждем пробуждения. – Говоря это, Август посмотрел на Нила, тот кивнул в знак подтверждения слов. – Сэр, мне известно со слов Холда про находку Одиночки и прилет того на Стальной Хребет.

– Рядом кто‑нибудь еще есть?

Все переглянулись.

– Да. Нил Хобер – сын Холда, его жена – Лилит Хобер.

– Вы сейчас на «Фелисетте»?

– Подтверждаю.

– Отлично. Значит, так: то, что я скажу, строго конфиденциально. Пока Холд не в состоянии руководить, Август, ты принимаешь командование и отвечаешь передо мной. Какой статус?

– База под нашим контролем. Связь скоро будет налажена. – Тут Август словил кивок Лилит. – Но случилась диверсия. «Шарлотта» упала на планету, есть выживший, его допросили, он рассказал о Стальном Хребте. Это правда?

– Правда, сынок, правда. В ближайшее время я отправлю к вам все необходимое для начала работы над вакциной. Никому не покидать планету. Никому ни с кем не связываться вне планеты. Если кто‑то вдруг появится, то воспринимать его как противника. Ситуация очень сложная, введен общемировой карантин.

– Уничтожение Хребта не помогло? – удивленно спросил Август, переглянувшись с остальными.

– Нет… – тяжело прозвучал ответ после мучительной паузы. – У нас военное положение до тех пор, пока зараза не будет истреблена основательно! Вам очень повезло не быть в эпицентре событий… как и всем нам. Жизнь Холда сейчас – приоритет. Нил?

– Да, сэр.

– Ты меня плохо помнишь, виделись последний раз, когда твоя мама, София, умерла. Слушай внимательно – твой отец очень важен, возможно, вы не знаете…

– Мы все знаем. Как про Вектор, так и про все.

– Хорошо, тогда не буду тратить лишние слова. Если в ближайшее время у нас не получится найти, изолировать и уничтожить остатки заразы со Стального Хребта, то мир изменится навсегда. Ждите прилета основного состава. Как только Холд придет в себя, незамедлительно выйти на связь. Устроивший диверсию жив?

– Так точно.

– Держать под стражей до последующих указаний. Составь отчет о допросе, может, получится еще что‑то узнать.

– Так точно.

– А до тех пор – радиомолчание. Это приказ. У меня все.

4

Мы не всесильны

Сравнить их состояние можно лишь с самым едким отравлением, вцепившимся в каждую дальнейшую секунду. Повинуясь необъятному шоку, вполне естественно хочется проигнорировать услышанное, а знания обесценить простым эгоизмом: это где‑то там, с кем‑то там, но не со мной, а значит, и не касается меня – и никакой эмпатии даже не дождетесь! Нет! Но… но разве, услышав единожды, можно действительно, по‑настоящему забыть? Что за человек сможет такое сделать? Кто‑то скажет, что самый слабый, поддавшийся низменным инстинктам, – а может быть, наоборот, как раз таки самый сильный? Вопрос этот будет открытым всегда, оставив пусть и очень тихое, но все же ощутимое сомнение в будущих решениях внутри каждого из наших героев.

Своевольно пробуждается защитный механизм – за неимением доказательств страшные сводки можно логично считать лишь выдумкой, а значит, и нет смысла переживать. Но тут в ответ вскакивает сомнение, вводя дополнительную смуту, уходя при этом в крайности: может быть, тебе хочется считать все это выдумкой? Потому что если не найти опровержений, то пробирающая до костей скорбь станет не временным явлением, а вложится в фундамент общего будущего на «Фелисетте», где впоследствии станет одним из удобрений для страха перед грядущим. А ведь впереди их ждет необходимость объять необъятное, найти и укрепить ориентиры для нового дня, а потом и следующего за ним и так далее. Всепоглощающая растерянность – это лучшее и пока что самое честное определение момента.