– Во‑первых, молодой мой любимый человек, в любом случае нельзя, даже выкинь эту мысль, пока тебя не обучат управляться с ним и пока не разрешат, причем кто‑то из взрослых, а именно я или твой отец. Официально не разрешат.
– Ну мам!..
– Давай вот не мамкай, а слушай. Потому что будет «во‑вторых», и тебе оно, наверное, даже понравится. На какое‑то время мы остаемся здесь, на этой базе, на этой планете.
Впервые с момента пробуждения Максим нахмурился и прилично более обычного вник в услышанное. Удивленный взгляд вцепился в Лилит, на что та чуть сбавила обороты и принялась готовиться к тому самому, очень важному разговору с сыном, избегать которого ранее у нее получалось слишком долго. Лилит пригладила рукой волосы Максима, поправила толстовку, осмотрела его руки – в общем и целом потакала волнению. Но она взяла себя в руки, встала с кровати, поставила стул и села ровно напротив Максима. Градус серьезности возрос со всех углов.
– Я буду говорить с тобой прямо, по‑взрослому и серьезно. – Максим хмурил лоб, Лилит же аккуратно подбирала слова: – Ты наверняка заметил, как за последние несколько месяцев я отстранилась от тебя. Это было неправильно с моей стороны, так не должно быть между мамой и сыном, и отныне я такого себе не позволю. Я не горжусь этим, даже порицаю себя за такое проявление слабости. Но была причина, почему я так поступила, пусть и не должна была. Заключается она в том, что у тебя могла быть сестра.
Лицо Максима в этот момент выразило то самое детское непонимание отношения к услышанному.
– Я была беременна. К сожалению, так случается, что… организм штука сложная, бывает, что просто не получается – и все. В этом никто не виноват, но подобное очень тяжело воспринимать родителям.
– Ты не сможешь иметь детей? – очень уж интуитивно спросил Максим, все еще осваивая услышанное.
– Это не совсем так работает. Но я не заболела или что‑то такое, просто произошло… то, что произошло. Физически я здорова, но в таких моментах работает психологический фактор. И мне это очень трудно далось пережить, поэтому я отстранилась, поэтому чуть не потеряла тебя. А главное – я говорю это тебе, потому что, во‑первых, хочу, чтобы ты знал, что между нами более не будет секретов или недосказанности, я хочу быть честной с тобой, как и ты можешь быть честным со мной. Есть причина – есть следствие. Это важно знать, и пусть это будет примером и уроком. Во‑вторых, что куда более важно: Максим, мы пока никуда не улетаем. Так случилось, что нам придется остаться на «Фелисетте», потому что нужно помочь научной группе создать лекарство от одной болезни. Она очень и очень опасна, но про это куда лучше потом расскажет дедушка. Мы должны будем тут жить некоторое время, а значит, это место будет нашим домом, который надо будет обустроить и охранять. Впереди нас всех ждет очень и очень много работы, и я прошу тебя отнестись к этому серьезно. Мы все тут – одна большая семья и должны не просто доверять друг другу, но и поддерживать и помогать, а еще выполнять обещания и приказы. Вот в этом я искренне надеюсь на тебя, что ты оставишь свои игры, баловство и развлечение. Очень не хочется отнимать у тебя беззаботное детство – правда, не хочется, но по‑другому никак. Так сложилось, что надо взрослеть, брать и нести ответственность. Ты мужчина, как и твой отец, а значит, на тебе роль защитника. Я очень рассчитываю на твое благоразумие, потому что ты самый лучший и умный мальчик из всех. Но нужно свой пыл умерить и взяться за ум.
– Так будет теперь всегда? – Поток информации удалось не растерять с трудом, но Максим схватывал прилично быстрее ожидаемого.
– Я скажу тебе правду – я не знаю. Возможно, уже через пару дней все вернется обратно, но почему‑то мне кажется, что нет. Будем надеяться на лучшее.
Ребенку и так трудно адаптироваться к новым местам и людям, а тут Максиму заменили все привычное на непривычное. И вдобавок навесили пока ему непонятной ответственности, что, несомненно, запустило отторжение этого места. Весь мир преобразился для него в нечто чужеродное, спровоцировав желание покинуть «Фелисетт». Но все же метаморфозы в голове юного Максима менялись с завидной скоростью – и вот неожиданный гнев уступил место юному отчаянию, невинному и наивному. Он зажался, окруженный натиском всего непривычного, и сквозь зубы, с влажными глазами чуть ли не простонал:
– А почему я просто не могу быть твоим сыном, как раньше?
Ей самой неприятно ему все это говорить, но эту горечь необходимо проглотить, что она и делает. Лилит быстро села рядом с Максимом и крепко‑крепко обняла его обеими руками.
– Ты всегда был и будешь моим сыном, а я твоей мамой. Это никогда и никто не изменит. Ты мой маленький защитник, убил Пещерного человека, сам, я тобой очень за это горжусь. Уверена, ты будешь и дальше защищать меня, как настоящий мужчина.
– Конечно, буду, мам, как же я тебя не защищу! Я же люблю тебя.
– И я тебя люблю. Но сейчас наступают трудности, которые нам надо пережить вместе. Нужно взрослеть, сынок. Нам всем надо взрослеть.
– А как же школа, друзья?