ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (F'elicia, ou Mes Fredaines, 1772)

Этот англичанин, так разительно отличавшийся от мужчин, к которым мы привыкли, возможно, понравился бы нам гораздо меньше, несмотря на все свои достоинства, если бы мы не были обязаны ему. Особенно впечатлена была Сильвина, говорившая с милордом Сидни уважительно и церемонно. Я не знала, почему меня так сильно влекло к английскому джентльмену, а он сам, хотя и оказывал всем равное внимание, казалось, по-настоящему интересовался лишь мною. Его взгляд все время возвращался к моему лицу, и я не понимала, почему его глаза так грустны. Монроз же вел себя совершенно иначе. Бедный малыш смотрел на меня только исподтишка и всегда ужасно краснел. Когда мы встречались взглядами, он отворачивался, а если удовольствие смотреть на меня заставляло его забывать о приличиях, озорник сиял от счастья, и мне хотелось кинуться ему на шею.

В Париж мы должны были приехать вечером следующего дня. Шевалье Сидни приказал лакею, прислуживавшему ему за столом, как можно скорее отправиться в дорогу, чтобы найти достойное жилье. Мы предложили ему остановиться у нас, но он отказался и лишь взял адрес, попросив разрешения приехать с визитом. Затем сэр Сидни отправился отдыхать, успев, однако, передать Сильвине для Монроза двадцать пять луидоров, от которых она не смогла отказаться, ибо Сидни уверил ее, что обязательно хочет выказать уважение и привязанность к этому ребенку.

Глава VI. Глава, которая ничем не удивит читателей

Остаток путешествия прошел очень спокойно. Мое сердце затрепетало, когда мы подъехали к столице, однако моя радость не шла ни в какое сравнение с восторгом Монроза. Он пожирал глазами все, что видел, но не с глупым восхищением дикаря, а с живым желанием, свойственным молодым, полным огня людям, впервые покинувшим темницу. Лакей, отправленный нами вперед вместе со слугой сэра Сидни, ждал нас; комнаты оказались убраны и подготовлены, и мы поселили Монроза в той, которая находилась между спальней Сильвины и коридором, ведущим в мои покои. Мы не церемонились, но и никто не смог бы упрекнуть нас в излишней свободе; позже я никогда не раскаивалась в том, как мы все устроили.

Шевалье Сидни приехал с визитом на следующий день, хотя его лакей (которого просветил наш слуга) и сообщил ему, что мы принадлежим к дамам полусвета. Тем не менее англичанин был отменно вежлив и учтив, что мы оценили по достоинству. Мы с Сильвиной собирались ехать в театр — любой человек, долго скучавший в провинции, первым делом мечтает увидеть представление. Шевалье решил сопровождать нас, мы попросили его после спектакля отужинать с нами, и он согласился.

Вечером, за столом, я поняла по некоторым ужимкам Сильвины, что- она была бы не прочь завоевать сердце англичанина. Мои подозрения укрепились, когда я заметила, что Сильвина не обращает никакого внимания на Монроза, которого утром беспрестанно Ласкала и даже сажала к себе на колени и беззастенчиво целовала, а ведь такое обращение небезопасно, когда юноша сложен, как наш милый мальчик! Сильвина обращалась к нему на «ты», называла его своим сыном, без конца повторяла, что могла бы быть его матерью, но Монроз был слишком любезен, а Сильвина так легко воспламенялась, что их прекрасная дружба казалась мне невозможной. Я вспоминала д'Эглемона, Джеронимо и говорила себе: «Вот и еще одного Сильвина хочет отнять у меня! Но этот совсем не подходит, он мой!» Я находила Монроза очаровательным, и все, казалось, благоприятствовало моему плану завоевать его. Я могла не сомневаться в том, что очень нравлюсь ему, следовало только повнимательнее наблюдать за Сильвиной — она была способна на любой самый дерзкий поступок. Итак, я приняла решение опередить соперницу и получить чудесного юношу первой, чего бы это ни стоило, раз уж роковая судьба обрекла меня на то, чтобы вечно делить с кем-нибудь мужчин.

Я строила планы, но и Сильвина не теряла времени даром. В течение многих дней она притворялась больной, чтобы не выходить из дома, ведь иначе я осталась бы наедине с Монрозом (у юноши пока не было достойной его одежды, и он не мог выезжать): именно такого свидания наедине Сильвина боялась как огня. Итак, притворщица не покидала свою спальню, занимаясь только нашим юным гостем: она одела его с ног до головы и наняла лучших учителей. В новых костюмах Монроз был чудо как хорош! Мы находили удивительным, невероятным его преображение: мальчишка мгновенно превратился в аристократа, чего не всегда удается достичь даже длительным воспитанием и хорошим образованием.

Мы держали Монроза при себе, так сказать, на глазах, примерно около месяца, иногда выезжая в театр или на уединенную прогулку. Мы старались не встречаться ни с кем из друзей и знакомых, которые могли бы раньше срока вернуть нас в круговорот светской жизни. Шевалье Сидни оставался единственным человеком, с которым мы виделись, и он, должно быть, очень удивлялся подобной сдержанности и уж наверняка не мог даже вообразить, что причиной всему — красивый юноша, почти ребенок.