Феминиум

Инстинкт оказался сильнее разума – я вскочила и побежала, нет, полетела по кочкам. Рык Седого разнесся мне вслед, мимо просвистел болт, за ним второй, третий. Ловец, не разбирая дороги, гнался за мной, потрясая разряженным арбалетом, он готов был, как дикий зверь, разорвать мне зубами глотку или живьем придушить. Будь я здорова, будь вместо болота лесная тропа, он никогда бы не смог изловить меня, но с моей хромотой расстояние между мной и обезумевшим от жадности человеком начало сокращаться. Десять прыжков, восемь, пять… и глухой шлепок тела о воду. По пояс ушедший в трясину Седой взвыл, призывая на помощь, вокруг него затемнела вода, хрипло хлюпнул болотный пузырь. Будь поблизости хоть одна надежная кочка, я, наверное, попробовала бы помочь человеку – как-никак он тащил меня из трясины, а смерть в воде – неприятная штука, но соваться в рыхлый дерновник было самоубийством. Длинноволосый, впрочем, так не считал – захватив длинные жерди, он поспешил на помощь своему спутнику так рьяно, как если б Седой был его родичем или ближайшим другом. Наконец мне стало явно их сходство – тот же разрез глаз, те же длинные носы и упрямые подбородки, только старший исходил ненавистью, а душа младшего была свободна от зла.

Длинноволосый почти успел, ему оставалось две длины слеги, но в пучине шевельнулся особенно крупный пузырь, топь вздохнула и навсегда поглотила неудачливого ловца. Только маслянистые круги разошлись по поверхности – как и не было человека. Длинноволосый вскрикнул, потом заплакал в голос. До этого я не видела, как люди плачут, и не думала, что ловцы могут плакать. До Башенного утеса оставалась какая-то пара часов пути. Я стояла и смотрела, что будет делать последний оставшийся в живых человек. Пошатываясь, он вернулся, подхватил вещевой мешок, ощупал в нем что-то длинное – не иначе свой инструмент, повесил на пояс веревку, взял слегу, неуверенно огляделся вокруг. Он явно не был хорошим следопытом и не знал, куда двигаться дальше. Я топнула ногой. Заметив меня, Длинноволосый сказал что-то жалобное, протянул ко мне руки. Я медленно зашагала вперед, часто оглядываясь. Человек пошел следом. Он казался одиноким и жалким в подступающих сумерках. Чтобы выжить, он нуждался в огне и хорошей пище, в надежде, способной рассеять его тоску – Длинноволосый горевал о погибшем. Бог весть, кем приходился ему Седой – отцом, кровным братом или братом матери, но потеря тяготила человека больше, чем опасный и сложный путь.

Я вывела его на сушу в тихой рощице, не доходя утеса. Березы шелестели ветвями, покрытыми юной листвой – в Тауре Руско леса зеленеют раньше и опадают позже, чем в Лисьем лесу. Измученный Длинноволосый упал на траву, я прилегла поодаль, наблюдая за ним. Отдышавшись, он собрал веток, чтоб развести огонь, – и не тронул ни единой живой, лишь попросил у березы кусочек коры, чтобы пламя быстрей занялось. Я внимательно слушала голоса леса. Длинноволосый отогрел ладони, кое-как просушил одежду. Он не переставал оглядываться вокруг, дивясь то цветку, то листу, то серебристым крыльям вечерней бабочки. Сияющий диск луны показался на небосклоне, птичье многоголосье встретило его торжествующим хором. Длинноволосый достал свой инструмент, подкрутил колки – и песня струн влилась в музыку леса так чисто, как если б всегда здесь звучала. Звуки кружились и падали, как снежинки тосковали предсмертной мукой и смеялись, словно капель под солнцем, в них плясало могучее пламя, и поднимались из земли по корням соки жизни. Я знала, что братья услышат и поспешат сюда. Я знала многое, но все знания оказались ничтожными рядом с властью нездешних, чудных мелодий…

Длинноволосый играл и играл, его темная, худая фигура казалась нарисованной на фоне костра. Эльфы замерли, притаясь за стволами, не решаясь спустить тетивы – кто добыча? Белый единорог приблизился к музыканту и склонил перед ним непокорную голову. Человек улыбнулся доверчиво:

– Посмотри – это скрипка.

ОНИ ЕЩЕ СМЕЮТСЯ!

Сергей Пальцун ЦАРЕВНА

Жарко. Ментоусилитель то и дело перегревается и грозит довести мозги до кипения. Приходится погружать его в воду. Да и самой окунаться. А пока мы прохлаждаемся, объект может сорваться и выйти из зоны досягаемости. И получится, зря я столько дней внушала каждой забредшей за ягодами девице, что в этих местах кроется что-то очень ценное и небывалое. Конечно, материал для трансформации я уже добыла – одна ягодница, увидев меня, не просто заорала и бросилась наутек, как остальные, а… Впрочем, обойдемся без физиологических подробностей. Все равно толку от материала нет – в местном обществе царит патриархат и…

О! А вот и объект! Пожаловал наконец охотничек! И ведь не из простых: на пальцах перстни, кафтан с вышивкой, сапоги сафьяновые, рубаха шелковая. Да и фенотип, по местным канонам, просто эталонный: высокий, стройный, широкоплечий, голубоглазый блондин. Экая бестия! Ты-то мне и нужен, голубчик. Поправляю на голове ментоусилитель и, обхватив стрелу, усиливаю зов.