Феникс, что в Аризоне

Виктор снес большую часть отца в пикап, а Томас прихватил остальное. Они бережно опустили его позади сидений. На крышку деревянного ящика положили ковбойскую шляпу, на картонку - спортивную кепку.

Все как следует.

- Ты готов в обратный путь? - спросил Виктор.

- Тут езды порядком.

- Ага, наверно, два дня уйдет.

- Можно будет меняться, - сказал Томас.

- Давай, - согласился Виктор. Но они не менялись. Виктор шестнадцать часов кряду просидел за рулем, держа строго на север, к дому, и уже проехал половину Невады, когда наконец съехал на обочину и встал.

- Эй, Томас, - сказал Виктор, - поведи немного ты.

- Ладно.

Томас Разжег Костер пролез на водительское место и двинулся по шоссе. До сих пор, проезжая по Неваде, Виктор и Томас все время дивились отсутствию жизни вокруг, не было ни воды, ни живности.

- Куда же все подевалось? - много раз спрашивал Виктор.

И вот теперь, когда машину наконец повел Томас, показалось первое живое существо, может быть, единственное на всю Неваду, - длинноухий заяц.

- Смотри-ка! - закричал Виктор. - Живой!

Томас и Виктор радовались своей находке, а заяц вдруг метнулся на проезжую часть и прямо под колеса пикапа.

- Тормози, черт! - заорал Виктор, и Томас остановил машину и подал назад, туда, где лежал заяц.

- Ох, господи, он мертвый, - сказал Виктор, разглядывая раздавленного зверька.

- Да, правда мертвый.

- Единственное живое существо во всем штате, и мы его убили.

- Не знаю, - сказал Томас. - По-моему, это самоубийство.

Виктор обвел глазами пустынный горизонт, понюхал воздух, ощутил безжизненность и тоску и кивнул.

- Да, - сказал он. - Должно быть, самоубийство.

- Не могу поверить, - сказал Томас. - Ты проехал тысячу миль, и даже ни одно насекомое не разбилось о лобовое стекло. Я сажусь за руль и через десять секунд убиваю единственное живое существо во всей Неваде.

- Ага, - сказал Виктор. - Лучше, наверно, чтобы я вел машину.

- Наверно.

Томас Разжег Костер шел один по коридору школы в резервации. С ним никого не было, потому что кому охота оказаться рядом, когда он вдруг примется рассказывать свои бессчетные рассказы один за другим. Томас закрыл глаза, и на него накатило:

- Каждому дается одна мерка и одна цель, чтобы мерить и направлять свою жизнь. У меня это рассказы, которые могут или не могут изменить мир - неважно, лишь бы я не переставал рассказывать. Мой отец погиб на Окинаве во второй мировой войне, погиб за страну, которая столько лет старалась его изничтожить . Моя мать умерла родами, давая мне жизнь, умерла, когда я еще был внутри нее, она вытолкнула меня в мир с последним вздохом. У меня нет братьев и сестер. А есть только мои рассказы, они пришли ко мне, когда я еще не знал слов, которыми их рассказывать. Я знал тысячу рассказов, еще не сделав в жизни тысячи шагов. Они - все, что у меня есть. Все, что я умею.

Томас Разжег Костер рассказывал их всем, кто готов был остановиться и послушать. Рассказывал даже тогда, когда все уже давно перестали слушать.

Виктор и Томас приехали в резервацию на восходе солнца. На земле начинался новый день, но в резервации было все то же.

- Доброе утро, - сказал Томас.

- Доброе утро.

Племя просыпалось, готовилось возобновить работу, завтракало, читало газеты

- как все люди. Виллина Лебрет вышла в палисадник в банном халате. Она помахала, когда Томас и Виктор проезжали мимо.

- Полоумные индейцы все-таки съездили и вернулись, - сказала она себе и снова занялась своими розами.

Виктор остановил пикап возле стандартного дома, в котором жил Томас Разжег Костер. Они оба зевнули, потянулись, стряхнули пыль.

- Устал я, - сказал Виктор.

- От всего, - добавил Томас.

Оба подыскивали слова для завершения поездки.

Виктору надо было поблагодарить Томаса за помощь и деньги и договориться об их возврате.

- Не беспокойся насчет денег, - сказал Томас. - Все равно они ничего не меняют.

- Да, как бы не так.

- Не меняют.

Виктор знал, что Томас все равно так и останется полоумным вралем, который разговаривает с собаками и автомобилями и слушает ветер и сосны.

Виктор знал, что все равно не будет дружить с Томасом, даже после всего, что было. Жестоко, но это реальность, как реален пепел его отца в коробках позади сидений.

- Я знаю, - сказал Томас, - ты все равно будешь со мной обходиться не лучше, чем прежде. Я знаю, что иначе твои дружки подняли бы тебя на смех.

Виктор устыдился. Что сталось с племенными узами, с чувством общности? Единственная общность у него с другими - это бутылка и порушенные сны. Он в долгу перед Томасом, надо его чем-то отблагодарить.

- Слушай, - сказал Виктор и передал Томасу картонку, в которой была половина его отца. - Возьми от меня вот это.

Томас принял пепел и улыбнулся. Он закрыл глаза и рассказал вот что:

- Я отправлюсь в последний раз на водопад в Спокан и высыплю пепел твоего отца в воду. И твой отец взмоет вверх, как лосось, перепрыгнет через мост, перепрыгнет через меня и найдет дорогу домой. Это будет прекрасно. Его зубы будут блестеть, как серебро, как радуга. Он восстанет, Виктор, он воздвигнется.

Виктор улыбнулся.