Феникс и зеркало

«Абрехт! Абрехт!» — кричали нубийцы на бегу. — «Абрехт!» — и рык этот казался столь же древним, как сами фараоны египетские. Карабкавшаяся на свою крышу с ловкостью и быстротой, нимало не уступающей ловкости носильщиков, госпожа Аллегра завидела Вергилия и немедленно обратилась к нему.

— Мой господин! Мой господин! Греческий огонь! Как прекрасно! Чудо небесное! Греческий огонь!

Носильщики протиснулись сквозь толпу и замерли у дверей дома. Одно слово Вергилия — и носилки были опущены на длину вытянутых рук, несли же они их на уровне пояса, присогнув руки в локтях. Еще одно слово — и нубийцы встали на колени, предоставляя возможность пассажиру беспрепятственно сойти на землю. Вергилий выбрался из паланкина, и нубийцы прислонили тот к стене, встав рядышком со скрещенными на груди руками. Свое ремесло они знали до тонкостей, а вот тушение пожаров в их обязанности не входило никоим образом.

Человек, стоявший на балконе дома и передававший внутрь ведра, увидел Вергилия, но не успел он вымолвить и слова, как маг моментально скрылся в дыму, густом и черном, из которого то и дело вырывались наружу оранжевые и алые космы пламени. Цепочка же продолжала действовать: кашляя и покрываясь копотью, люди передавали полные ведра внутрь дома и отправляли обратно пустые.

Вскоре Вергилий вернулся на улицу.

— Довольно! — крикнул он. — Хватит! — Но люди, составляющие цепочку, попали в ритм и остановиться не могли, продолжая заниматься своим делом. Тогда Вергилий схватил за руки стоявшего рядом с ним человека. — Все! Огонь потушен! Все!

Люди замерли и уставились на него.

— Но… — пробормотал человек, чьи запястья Вергилий по-прежнему сжимал своими руками, — дым…

— Дым еще будет идти долго. Но огонь погас… — Он повысил голос. Огня больше нет! Люди! Друзья, соседи, прохожие! Благодарю вас за то, что вы спасли мой дом! Пусть Просценна выставляет вам свое лучшее вино и пусть подает сюда целиком изжаренного быка — я плачу за все!

— Да уж, угольков тут хватит, чтобы его поджарить, — сказал чей-то голос из толпы. Грохнул смех, а затем наступила тишина — люди недоуменно разглядывали ведра в своих руках, ставшие моментально обузой. И, после секундного замешательства, принялись отправлять их обратно — такими же полными, какими получили.

И тут из толпы раздался голос, принадлежавший, судя по сильному деревенскому выговору, какому-то извозчику:

— Можете нас благодарить сколько вам угодно, господин, что ж, раз вашей милости так хочется. Только мы-то знаем, что это не наш труд остановил пожар, а вы сами. Стоило лишь вам появиться, как огонь пропал, а нам с ним справиться не удавалось.

При этих словах толпа согласно забормотала. Загудела. Тут на пороге вырос Иоанн.

— Хозяин, это был греческий огонь, — сказал он, — какой-то снаряд.

— Ага, — согласился деревенский, — саламандра, так все и было. Саламандра, это же греческое слово? Я видел, как она шипела и летела по воздуху, пока не…

— У меня нет времени, я должен успеть к адмиралу, — сказал Вергилий на бегу.

Дело близилось к полудню. Надо было заглянуть в дом, чтобы выяснить, как там дела, и мчаться к адмиралу… Он кинулся во всю прыть. Пол был мокр и скользок от воды, но он удерживался на ногах, пока не добрался до лестницы. Пока не добежал…

Сергиус Амадеус, глава моря — адмирал, командующий Южным флотом, стоял на юте флагмана и щурился, старательно разглядывая берег. Одет он был во все белое и тщательно накрахмаленное. Наконец командующий протянул вперед свою волосатую веснушчатую руку:

— Что это за скорлупа догоняет нас со стороны берега?

— Ваша милость, эта штуковина похожа на шлюпку какого-то пунического корабля, — ответствовал навигатор Бонифавио, после того как проследил за направлением его руки.

Адмирал вглядывался вдаль весьма неприязненно. Да и вообще, он никогда не чувствовал себя уверенно, находясь на берегу, возле берега или на недостаточно большом от него расстоянии.

— Она бы нас не догнала, — фыркнул он, — когда бы этот проклятый ветер не вздумал прекратиться. А кто там торчит на носу, стучит какой-то деревяшкой и выряжен как фигляр?

— Судя по всему, ваша милость, — ответил Бонифавио, — это тот самый знаменитый маг, которого тут прозывают Вергилием. А одет он, похоже, в ихнюю докторскую форму.

— Проклятый парень не явился, когда ему было назначено, — недружелюбно пробурчал адмирал. — Не люблю я такие проделки. Так что на борт мы его не пустим. Женщина, белая лошадь или мудрец на борту — равно плохие приметы… Проклятый ветер! Куда подевался?

Бонифавио взглянул на опущенные, обвисшие паруса, посмотрел на стремительно приближающуюся шлюпку, четыре блестящих на солнце весла которой стремительно несли ее вперед, и задумался.

— Вообще-то, — изрек он чуть погодя, — мне кажется, что этот маг усмирил ветер специально, чтобы догнать нас. Я слыхивал, есть такие специальные слова, что…