Словарь его был столь богат, сколь и разнообразен. Та часть Иоаннова лица, что не была покрыта растительностью, побагровела. Тонкие поросшие волосами пальцы принялись дрожать. Мальчик же перевел дыхание, но продолжил:
— А еще прошу прощения за то, что говорил о тебе и твоей жене…
— Хватит! — возопил Иоанн, чья грудь ходила ходуном, а ноздри расширились от приступа ярости. — Хватит! Я прощаю тебе все, что ты говорил, но ты вовсе не обязан повторять все это заново! — Затем, словно напуганный эхом, грохотавшим по всей мастерской, добавил тихо и спокойно:
— Я прощаю тебя, мой мальчик.
В горн были помещены раскаленные уголья, сверху высыпан слой руды, снова положены угольки, снова руда, снова угольки, опять руда — и так до тех пор, пока горн не заполнился. Все производилось быстро, в полном взаимном согласии и в тишине. Ничья нога не скользила по полу, заблаговременно посыпанному свежим речным песком. Через какое-то время Вергилий обратил внимание Клеменса на сосуд, в который по желобкам, для того и предназначенным, поступал расплавленный металл. Радужная пленка блестела поверху.
— Отделяются шлаки, — сказал Вергилий. — Но, похоже, какая-то часть примесей там останется, — добавил он.
— А какое-то количество и должно остаться, это поможет впоследствии лучшему слиянию олова и меди. А также позволит лучше отполировать готовую бронзу.
Меха были не нужны более, поскольку тяги в печи оказалось достаточно, чтобы поддерживать нужный огонь.
— Знаешь, — сказал Клеменс, — хотя и есть у нас поговорка «Глаз мастера металл плавит», но теперь твой глаз не слишком тут необходим. Иди-ка сюда, присядь, а я прочту тебе нечто весьма полезное.
Вдоль стены стоял диван, покрытый ковром, а на нем лежали подушки и овчина — цвета их плохо сочетались, машинально отметил про себя Вергилий. Женщина бы моментально обратила внимание, что цвета друг с другом не ладят, но женщин в доме Бронзовой Головы не было уже давно, не считая тех, кто посещал дом с краткими визитами. Вергилий сел и, уловив обращенный на него взгляд Морлиниуса, подозвал мальчика.
— Да, хозя… да, мастер!
— Скажи там, в доме, чтобы мне подали тарелку горохового супа, погорячей, и еще ломоть хлеба и ломтик копченой колбасы… Итак, Клеменс, что ты вознамерился мне прочесть?
— Что-то ты смахиваешь на беременную женщину в своем желании немедленно закусить, — пробурчал Клеменс.
— Да, действительно. Впрочем, в определенном смысле я ею и являюсь…
— Ну что же, да благословит Господь потомство, — пожал плечами Клеменс. — Итак, что я собирался тебе прочесть? — В руках у него была тоненькая книга, которую он читал в тот самый момент, когда Вергилий вернулся домой из своего путешествия. — Я отыскал ее в своей библиотеке. Называется она «О китайской бронзе» и полна мудрых советов, как… ну, скажем, как яйцо куриного мяса. Я зачитаю тебе отмеченные места.
«Что до зеркал. Колдовство противостоит природе, магия живет в согласии с оной. Среди всех средств и предметов магии важнее всего меч и зеркало, но к их обыденному использованию воином и женщиной просвещенный ум проявит мало интереса. О мечах и присущей им власти изгонять демонов мы будем говорить в следующей главе. О зеркалах же многоученый Конвувониус рек: „Глядя на себя в зеркало, вы обнаружите там собственное присутствие, однако же неудачи или успехи ваши видимы лишь по вашему отражению в других людях“. Это должно напомнить нам о том, что негоже использовать зеркало для нелепого разглядывания себя, но следует применять их, учитывая восемь их важнейших функций, среди коих: устранение враждебных влияний; отражение внутренности тела больного, что весьма пользительно медикам; защита от смерти путем посыла лучей в то место, где зерна ее коренятся; для впитывания и овладения светом Луны и Солнца; чтобы выявить и увидеть тайные мысли и желания — с тем чтобы облегчить пути их исполнения; для ворожбы; для того, чтобы в зримом виде обнаружить невидимых духов, обитающих над землей, равно как и для иных подобного рода целей. У императора Хисуануса…»
— Забавный язык, — отметил Клеменс, оглядываясь по сторонам. В воздухе мастерской повис странный, пронзительный запах. — Шипят как змеи, добавил Клеменс, — теперь это надолго.
— Змеи означают мудрость, — отметил Вергилий. — Более того, на еврейском языке слово, обозначающее змею, — «начаш» — одновременно означает медь или бронзу и также магию, или… — Он задумался. — Или колдовство. Так что же там дальше?
«У императора Хисуануса было тринадцать зеркал, по одному для каждого месяца регулярного года и тринадцатое — для месяца дополнительного, „вставного“, в году високосном. Обозначается этот дополнительный месяц зодиакальным зверем Терионом[31]
и подвержен его влиянию. Всякое из очередных зеркал имело в поперечнике на дюйм больше, нежели зеркало, соответствующее предыдущему месяцу».Клеменс прервался, дабы отметить, что вот это, по его мнению, полная глупость, поскольку нет решительно никаких оснований предполагать, что один месяц чем-то лучше другого.