Феникс императора (СИ)

другая раскрывает огненные крылья-руки в бесконечной попытке объять весь

мир своим счастьем. Теперь мы принадлежим миру, теперь мы не чужие, не

гостьи, теперь все будет как должно!

Когда я перестала быть огнем, я стала собой. Ощутила настойчивые движения,

от которых кружилась голова, и не хотелось открывать глаза, чтобы понять,

сейчас я и Джи одно целое. Но страстный поцелуй вернул мне уверенность, я

распахнула глаза, встретившись с потемневшими до черноты глазами Джи.

-- Я слушаю тебя, - прошептала я охрипшим голосом, в кратком промежутке

между поцелуями. Его губы заскользили по шее медленно, как если бы

старались причинить максимально острое наслаждение. Он знал, что делает со

мной, и твердо вел в этом танце. Мне лишь оставалось подхватывать темп его

движений, идти вместе изгиб к изгибу, с переплетенными пальцами, сбитым

рваным дыханием. Идти, крича, и глотая слезы счастья, чтобы в последнее

мгновение раствориться друг в друге, сжечь все преграды, тайны и косые

взгляды. Я чувствовала новое такое же горящее сердце, чувствовала что-то

другое, то, что было скрыто за занавесов упавших прядей, неверных теней и

длинных ресниц, но сейчас самым важным был он, а остальное потом...

Он заставил открыть глаза, до боли прикусив губу, я увидела, как он едва

сдерживается. Я лишь сильнее подалась на встречу, улыбнувшись той улыбкой,

которую можно подарить только на пороге наслаждения, когда тебя уже

подхватывают острые до сладкой боли волны наслаждения. Сильные руки

оторвали меня от кровати, секундное головокружение, и я сижу сверху,

понимая, что сейчас он решил подарить мне то большее, чем мог позволить

себе. Я запрокинула голову, крик сам собой вырвался из горла, по телу

прокатилась дрожь, передаваясь тому, что так страстно вглядывался в мое лицо.

Он держал меня взглядом, хотел показать, как хорошо быть вместе, знать о том,

как желает близости не только телесной, но и духовной. Мы как единое целое,

пылали огнем, разливая вокруг себя волны страсти.

Мне долго не удавалось вернуть себе реальное восприятие, я будто

существовала сразу в двух плоскостях, здесь рядом с обнимающим меня Джи, и

там: высоко над землей, над всем миром, растворенная в лучах солнца,

отраженная от волн быстрых рек и бушующего океана.

-- Лиля, - тихий голос Джи помог собрать себя воедино.

-- Ты чувствуешь это? - "странно было спрашивать, вдруг я сошла с ума?"

-- Да, феникс. Теперь ты мир, а мир в тебе, - "как глупо, но я счастлива!"

-- Я не чувствую Содзи... - рука Джи на моей талии напряглась.

-- Она не смогла слиться, слишком много в ней корысти, - в его голосе

засквозила насмешка.

-- Мне жаль ее, - сонно пробормотала я, а Джи рассмеялся.

-- Спи, у нас будет еще время все обсудить, - моего плеча коснулись его губы, а

на месте прикосновения вспыхнул маленький костер. Я захотела развернуться,

но Джи только теснее прижал меня в себе. Сон тот час же напомнил о себе, веки

сомкнулись, и я сонно пробормотала:

-- У тебя такое же пылающее сердце...

Открыть глаза.

Нельзя шутить с огнем,

Коль стал писать стихи.

Аргези.

Циник -- человек, который, вдыхая аромат цветов, озирается вокруг, ища гроб

с мертвецом.

Менкен.

Из сна меня вытолкнуло совершенно ирреальное чувство страха. Когда я

открыла глаза, в домике царили серые предрассветные сумерки, камин уже

догорал, но еще не погас, освещая небольшой кусочек пола.

Руки Джи все также крепко обнимали, а тихое размеренное дыхание шевелило

волосы на макушке. Мне захотелось увидеть его лицо, понять, что он чувствует,

я осторожно перевернулась, боясь потревожить его сон неуклюжим движением.

Его лицо скрывала тонкая занавесь из упавших прядей, я осторожно, едва

касаясь кончиками пальцев, откинула их в сторону, замерев на вдохе, рука

задрожала. Пришло трусливое желание забиться в истерике, оттолкнуться от его

рук, ставших вдруг такими горячими. Лицо Джи, нет не Джи... раньше покрытое

золотистым загаром, теперь почти светилось в темноте белым, некогда мягкие

черты лица стали резче.

Только сейчас я поняла всю глубину обмана, прониклась, насколько тонко

меня обыграли. В голове крутились совершенно безумные мысли, но

неожиданно распахнувшиеся глаза мужчины, заставили меня замереть.

-- Нет, - беззвучно, одними губами сказала я.

На меня смотрели глаза цвета горького шоколада, те, что тогда во дворце

вызвали панику, почти физически ощутимый страх. На меня смотрел Император

Мейджин.

Джи...ты даже не пытался обмануть. Чуть темнее кожа, чуть мягче черты лица,

чуть сглажены стрелки бровей, менее выразительные бледно-зеленые глаза. Я

же все это видела, но оставалась слепа.

-- Лиля, - тихо, словно боясь спугнуть, позвал он.

Я дернулась в его руках, от неожиданности он отпустил.

Джи... Мейджин все еще не понимал, почему я дичусь, отчего в глазах блестят

злые слезы. Он не спускал с меня глаз, а я судорожно соображала, что делать

дальше. Кричать и выяснять отношения, нет лучше бежать... Куда? А не важно,

лишь бы не здесь, и не с ним.

Скатившись с кровати, подхватила лежащую на полу рубашку, прикрывая

обнаженное тело. Мейджин, не Джи, поднялся и сел на кровати, наблюдая за

моими судорожными попытками прикрыться.