Феникс. Исцеление любовью

– Без дочери генерального директора, – выдохнул Антон, обдав шею горячим дыханием, – никто не посмеет ничего начать. Но всё же ты права. – Выпустив девушку из объятий, он прошёл к столу, чтобы собрать необходимые бумаги. – Кстати, как тебя выпустили из дома? Я даже не думал, что Владимир Иванович решится на такое. Почему не позвонила?

– О, это было проще простого, – ответила Виктория, с интересом рассматривая картины на стене. – Папа выдвинул мне условие, что наш диктатор поедет со мной.

– Каверин тоже здесь? – нахмурился Беляев, оторвавшись от документов.

– Да, где-то внизу, занимается не знаю чем. Наверное, ищет приключения на вторую щёку для симметрии. Как оказалось, заводить друзей он не умеет.

– Я смотрю, Вы нашли общий язык, – криво улыбнулся Антон, – раз ты уже посвящена в такие интимные подробности его жизни.

– По-другому меня бы не выпустили из дома.

– И то верно. Твой тюремщик тебя же и освободил.

Забрав со стола документы, он подошёл к девушке и жестом предложил ей проследовать к выходу, так как стрелки часов уже показывали начало одиннадцатого. Роман с дочерью Демидова, конечно, поднимал авторитет среди персонала, но не освобождал от ответственности.

Обойдя прилегающую к бизнес-центру территорию несколько раз, Максим вернулся в машину. Автомобили, типичные для пользователей класса «Люкс» госномером Москвы, тонированные стёкла и ни одного объекта, проявляющего подозрительную активность. Тогда откуда взялось чувство тревоги, от которого не мог избавиться с того самого момента, когда Виктория покинула салон «Фольксвагена»?

Странное ощущение опасности раздирало изнутри. Он называл его интуицией. Той самой, что редко подводила, но определённо чётко указывала на источник опасности. Так какого лешего намётанный глаз ничего не фиксировал? Максим посмотрел на часы – Демидова отсутствовала почти два часа. Два часа пустых тревожных метаний… Что это? Потеря сноровки или наоборот – чрезмерная опека той, чья жизнь целиком зависела от него?

Макс закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он мог привести кучу оправданий – от самых логичных до абсолютно нелепых – однако то, что нарывающей раной пульсировало в сознании, не желал принимать, а именно: страх. Неодолимый, всеобъемлющий, леденящий. Страх, который жил в нём последние три года, и сколько бы ни убеждал себя, что бояться некого, рефлексы было не обмануть.

Ощутив приближение панической атаки, Максим распахнул глаза и вышел из машины. Надо поскорее убираться отсюда, иначе мысли окончательно сведут с ума! Он миновал парковку и поднялся по ступенькам к главному входу в здание. Лучше подождать девушку там: шум, по крайней мере, отвлекал от собственных хождений по мукам. Едва только сосредоточился на периметре, за спиной раздался голос, заставивший обернуться:

– Да ладно! Ты так и простоял тут два часа? Хотя чего удивляюсь… Долгие беседы не для тебя, значит, компенсировать их приходится сторожевыми навыками. Я права?

Каверин следил за мимикой её лица, за эмоциями и не мог поверить тому, что видел. Общение с себе подобными богатеями однозначно не пошло на пользу: каких-то два часа с ними – и разительные изменения на лицо. Но оно к лучшему, ибо в их случае диалога отныне быть не могло.

– Это моя работа, если что, – нахмурившись, ответил Макс. – Мне за неё платят.

– Ах, ну да! – Пройдя мимо, Виктория стала спускаться вниз. – По своей воле ты бы этого делать не стал. Я забыла, что богачи тебя раздражают.

– Меня раздражают не богачи, – следовал за ней Максим, – а люди, не умеющие вести себя порядочно по отношению к тем, кто ниже их в социальном статусе. Проще говоря, «золотая молодёжь», которой не хватает воспитания.

– Это ты на меня сейчас намекаешь? – она резко остановилась.

– На воре и шапка горит, – отвернувшись в сторону, прошептал Каверин.

– Не надо говорить загадками! Я поняла, что ты имел в виду. Не дура. Но заруби себе на носу, – она ткнула указательным пальцем ему в грудь, – то, что ты любимчик генерала Седых, не даёт тебе права разговаривать со мной таким образом. – Ей пришлось поднять голову, чтобы встретиться с его глазами. Пусть знает, что о нём думают. – Я – не мой отец, и прогибаться под тебя не буду!

– Ничего нового.

– Я и не собиралась тебя удивлять! – лютовала Виктория. – Не тебе судить о моём воспитании, ясно? Я, по крайней мере, в кабаках руками не машу и не строю потом из себя несчастную жертву, ища сострадания и жалости.

Последняя фраза ударила словно хлыст. На лице заходили желваки, а в глазах в первый раз за долгое время полыхнул гнев. Перехватив её руку, Макс спокойно, но достаточно угрожающе произнёс:

– Я никогда никого не просил меня жалеть – это раз, и охранять маленькую дерзкую девчонку после всего, через что я… – он осёкся. Губы сжались в тонкую нить: дьявол! – … после работы с серьёзными людьми, никак не входило в мои планы – это два.

Максим смотрел на неё сверху вниз, пытаясь сдержать бушующий внутри ураган. Даже нарушенное личное пространство не могло помочь прийти в чувство.