Феникс сапиенс

— А может быть, было бы лучше придушить этого вождя? — спросила Красотка. — Ты бы занял его место и установил другие порядки, без права первой ночи и без порки за непочтение. Ведь не все могут уйти, как мы. У тебя с Камнебоем родители умерли. А многие просто не могли бы бросить родителей. Уйти легко, остаться и изменить жизнь — куда сложнее.

— В твоих словах есть правда, и я сам думал примерно так же. Но есть три довода против удушения вождя, каким бы козлом он ни был. Во-первых, я однажды уже задушил человека и больше никогда ни за что не буду этого делать. И даже чужими руками — никогда ни за что. Во-вторых, я бы смог изменить жизнь лишь немного и лишь на время. Потому что можно изменить порядки, но племя не изменишь. Кто его знает, лет через десять не поддался бы я сам соблазну пороть за непочтение? И в любом случае потом следующий вождь вернул бы все издевательства. В-третьих, кто-то обязательно был должен навсегда выйти из нашей долины — это ловушка! Жизнь в такой ловушке может быть легкой, но она беспросветная. Племя без просвета впереди в конце концов оскудеет и завянет. Есть еще и четвертый довод за то, чтобы уйти из племени, но я пока не буду его раскрывать.

На ночь глядя развели большой трескучий костер и попробовали спеть песню ублажения духов дедов и прадедов. Мелодичная тягучая песня не клеилась — Остроглаз что-то нервничал, Дочь и Камнебой переглядывались и явно хотели удрать. Песня заглохла, заговорил Остроглаз.

— Отец, может быть, ты и прав, что не надо воевать, что нам нужна свобода, но мне иногда стыдно, что мы сбежали перед походом на чхудз. В прошлый раз мы им недостаточно отомстили за набег на нас. Без тебя, без Камнебоя, без меня враги смогут разбить наш отряд.

— Я как раз надеюсь на то, что наш побег расстроит планы вождя, и поход не состоится. Конечно, вождь не дурак и понимает, что без лучшего проводника, без лучшего оружейного мастера и без лучшего стрелка лучше не соваться в долину чхудз. А главное — малышки. Их исчезновение — очень плохое предзнаменование перед набегом. Вождь свято верит в силу духа Великого Истребителя. А тут такая напасть — обещанная жертва исчезла!

— Но разве можно оставлять врагов, не отомстив! Они станут сильней, их станет больше…

— И наше племя станет сильней и обильней без набега — никто не погибнет. Я должен рассказать тебе одну историю, я до сих пор не рассказывал ее никому, а сейчас пусть послушают все. Камнебой, погоди делать знаки Красотке, успеете. Я уже упомянул сегодня, что однажды задушил человека, сейчас расскажу. Давно, когда ты был совсем юным и сидел дома, во время набега на чхудз у меня в драке сломалось копье. Враг уже размахнулся, чтобы продырявить меня, но я каким-то чудом перехватил его копье, и мы схватились врукопашную. Ярость помогла мне повалить его и обхватить сзади за шею. Я стал его душить. Он захрипел. Ярость стала ослабевать, но появился страх, что если я его отпущу, он меня убьет. Враг извивался, я еле удержал его — мне повезло, что я оказался тяжелей. Потом он стал дергаться, все слабей и слабей. Потом снова стал дергаться, но уже по-другому — схватками смерти. Когда он наконец затих и перестал дышать, я разжал руки и перевернул его на спину. Его лицо будто расправилось, и он перестал походить на врага. Он стал похож на человека. Хуже того, мой сын, он оказался похожим на тебя. Очень похожим, только немного старше. И потом мне часто снился один и тот же сон: я убиваю врага, душу его, изо всех сил сжав за горло, а потом вижу, что на самом деле убил тебя. От отчаяния у меня каждый раз немели члены, я начинал задыхаться и просыпался. Но и после пробуждения отчаяние отпускало не сразу — лишь постепенно до меня доходило, что все в порядке, что это только сон, что ты лежишь рядом за загородкой. Этот сон перестал терзать меня только тогда, когда я твердо решил покинуть племя.

— Когда ты решил уйти? — спросил Камнебой. — Меня ты посвятил в свой план лишь за две луны до побега.

— Я решал это половину жизни. Обдумывал, сомневался, колебался. Куда идти? Кого взять с собой? Не осудят ли меня духи предков? Но я хорошо помню момент, когда решил окончательно — два с половиной года назад в конце поры дождей. Когда ветер разогнал тучи, я увидел, что вершина Горы Предков поседела. Я видел такое один раз, когда был подростком — белая вершина считается знаком того, что предки недовольны нами и печалятся за нас. Я отправился на гору, спешил изо всех сил, продираясь через лес, помня, что в прошлый раз белизна быстро исчезла, — мне хотелось понять, что за седина покрыла вершину. Там наверху было холодно — я не знал, что в горах так холодно и не взял овчинной накидки. Я не спал ночью; шел, чтобы не замерзнуть — мне светила луна. Я дошел за два дня и одну ночь, изодрал сандалии, изрядно померз, но Гора Предков уже стала обыкновенной — серо-зеленой. Лишь в ямках лежал какой-то белый мокрый порошок. Он был очень холодным и в ладонях быстро превращался в воду. Наверное, этот порошок и был той самой сединой.