Впереди идущие останавливаются, торможу и я, за мной и вся колонна, подтягивая свое тело, как гусеница. Я выхожу вперед, отодвинув солдата. Действительно, дорогу перегораживают лианы, но какие-то странные: прямые, белые, как бельевые веревки; насчитываю их до десятка. Расположены они на более или менее равном расстоянии друг от друга. Внизу они крепились к корням, торчащим из земли, и даже камням. Но способ крепления озадачивает. Вообще-то, на концах "веревок" имелись узлы, такие же узлы равномерно располагались по всей длине лианы, но было совершенно ясно, что узлы эти никакой крепежной функции не несут. Казалось, "веревки" просто приклеены к корневищам, к камням, к стволам деревьев. И клей этот, судя по всему, создавал настолько прочное соединение, что лианы натянуты точно струны.
Кто-то из солдат ударяет мачете по одной из веревочной лиане, намереваясь ее перерубить, но лиана, пружиня, отбрасывает тяжелый нож в сторону. Мы прослеживаем изучающе-любопытными взглядами, куда уходят многочисленные веревочные лианы. Уходят они под кроны деревьев. И там мы сразу различаем, подвешенный высоко над землей за такие же точно веревки, то ли купол, то ли колокол, то ли вигвам, сплетенный весьма искусно из зеленых широких ветвей папоротника и прочих разных веток. Домик (если это домик) весьма объемен, при случае там свободно могли поместиться несколько человек.
- Кто-кто в теремочке живет? - спрашиваю я, задрав голову, и дергаю за "веревку", она гудит как басовая струна.
Рядовой Попугаев решает проделать то же самое, но хватается за один из узлов. И приклеивается. Намертво. Пытаясь освободится, он вляпывается и другой рукой.
- Липнет, зараза! - восклицает Попугаев и дергает веревку изо всей силы.
Бэмс! - "веревка" отрывается от корневища, к которому она была приклеена, и казак взлетает в воздух, только ботинки промелькивают возле моего носа. На секунду нас берет оторопь. Но видим - ничего страшного не происходит. Просто эта растянутая лиана-веревка, будучи отпущенной, имеет свойство сильно сокращаться, и теперь боец раскачивается на ней вверх-вниз, точно мячик на резинке.
Я оборачиваюсь, чтобы позвать Ивана Карловича для консультации, но он и сам уже бежит к нам, расталкивая столпившихся людей. На его лице вижу тревогу. Тем временем за спиной у меня рассыпается смех, слышны обычные солдатские шуточки, выкрики и подначки, когда они куражатся над кем-либо из своих товарищей. Теперь потешаются над неловким Попугаевым. Однако энтомолог не видит в ситуации ничего смешного. Он бледнеет и кричит фальцетом, срывая голос: "Хватайте его! Хватайте немедленно!"
Казаки, кто поспортивнее и половчее, став на плечи товарищей, пытаются допрыгнуть, ухватить руками за ноги и притянуть к земле рядового Попугаева. Но ни один из них не может даже коснуться грязного ботинка незадачливого акробата, слишком тот высоко висит. Да и веревка-лиана, сократившись, больше не растягивается. Вес Попугаева слишком мал для этого.
- Нет, туда даже кунгуру не допрыгнет, - говорит подхорунжий Лебедкин, сам очень высокого роста, но сутулый, отчего складывается впечатление, будто он туг на ухо и пытается прислушаться к командам начальства.
Я удивлен: насколько прочны и вместе с тем эластичны эти белые лианы, настоящие парашютные стропы! Чтобы притянуть к земле одну такую "стропу", необходимы усилия по меньшей мере нескольких человек. А чтобы ее еще и приклеить к какому-нибудь предмету внизу - к ветке или камню - нужен поистине суперклей. Рядовой Попугаев сосиской болтается между небом и землей, тщетно пытаясь отодрать ладони от липучих узлов. Он еще сконфужено улыбается и делает попытки превратить все в шутку, но остальные уже понимают, что влип он основательно.
- Эй вы, рядовой, как вас там?! - кричит Иван Карлович, сложив ладони рупором. - Сею же минуту перестаньте дергаться, закройте глаза и даже старайтесь реже дышать!
- Рядовой Попугаев! - орет подъесаул Бубнов, оказавшийся под рукой, так, что я вздрагиваю. - Ты слышал приказ?! Стоять смирно!.. то есть висеть смирно!
- Командир! - выкрикивает Иван Карлович, хватая подъесаула за грудки. - Прикажите вашим людям открыть огонь по домику! Скорее! Ради всех святых!
Бубнов пятится назад, увлекая за собой ученого и, как недовольная лошадь, косит на меня глазом. Казаки бряцают оружием.
- Отставить! - рявкаю я голосом, не уступающим по мощности голосовым связкам подъесаула.
- Дурак, вы не понимаете!.. - набрасывается на меня энтомолог.