Феникс (СИ)

   Я довольно-таки грубо отбрасываю от себя закатившего истерику ученого. Ботаник Полуньев и зоолог Фокин едва успевают подхватить под руки своего коллегу. Мне некогда расшаркиваться в любезностях пред ними, я бросаю взгляд под кроны деревьев, где висит зеленый вигвам, и ужас ледяной волной окатывает меня с головы до пят. Сплетенный из веток "люк" откидывается в днище "вигвама" и повисает на петлях, сделанных из того же материала, что и веревочные лианы. В тот же миг из темного отверстия выскакивает, как чертик из коробочки, страшный как смертный грех, чудовищно огромный ПАУК. Антрацитово-черный, мохнатый, с длинными когтистыми лапами. Он стремителен, точно молния. В какие-нибудь две секунды он, кинувшись вниз головой, пробегает по своим веревкам, выпуская из конца брюшка страховочную паутину-стропу и так же неожиданно замирает, повиснув над человеком смертельной опасностью. Согнутые в суставе хватательные клещи раздвинуты, готовые нанести жертве молниеносный губительный удар. С острых, как бритва, хитиновых крючьев капают янтарные капли яда. Стрелять, конечно же, поздно и не безопасно для человека. Как ни прицеливайся, а человек все равно попадает в сектор обстрела. У меня от слабости подгибаются колени. Я понимаю, какое преступление опять совершил. Из-за своего дешевого снобизма погубил человека!

   - Солдатик, миленький, только не шевелись! - вою я тонким голосом, в наступившей гробовой тишине мой жалкий голосок звучит отчетливо.

   Не ведаю, слышит ли меня рядовой Попугаев, но висит он совершенно неподвижно с ужасным зеленым лицом, а из штанов бедняги ручьем льется его молодая горячая моча.

   Паук как-то нервно-быстро трогает своими передними более короткими лапами голову солдата, покрытую кепкой с большим козырьком. Может быть, неживой материал собьет хищника с толку, надеюсь я. Чувствуют ли пауки запахи? Судя по всему, да, и на большем расстоянии. В таком случае блюдо, к которому он примеряется, пахнет совсем неаппетитно. Правда, это на мой взгляд.

   Все тридцать два человека, включая и рядового Попугаева, цепенея от страха, думают только об одном: поверит или нет? В двух больших и шести маленьких глазах паука совершенно невозможно что-либо прочесть. В них не отражается абсолютно ничего - ни искорки света, ни блика. Глаза черны, пусты и оттого кажутся еще более ужасными. Поверит или нет? Все зависит от поведенческого клише его вида и особенностей личного характера данного животного.

   Этот поверил. Кажется. Черные мохнатые лапы еще раз мельком пробегают по голове и плечам жертвы, и паук пятится, отказывается есть дохлятину. Поверил! А мог бы не поверить, но если сейчас Попугаев сделает хотя бы малейшее движение - его уже ничто не спасет. Черное чудовище - кошмарное порождение Пермского периода - разворачивается на 180 градусов так быстро, что мы и глазом моргнуть не успеваем. И вот он уже с той же проворностью бежит вверх, к своему домику, на ходу подбирая страховочную паутину, благо лап ему хватает на все виды работ одновременно.

   - Бубнов! - зову я. - Кто самый меткий стрелок у тебя?

   - Я! - отчеканивает подъесаул без ложной скромности. - Попадаю в карту с десяти шагов... в масть.

   - Тогда - огонь, - приказываю я тихим голосом, словно боясь спугнуть удачу.

   Подъесаул рукавом вытирает с лица пот, застилающий глаза, берет АКМ на изготовку, переметнув его ремень через руку, передергивает затвор. Широко расставив ноги, прицеливается, задрав голову и оружие кверху. Из такого положения очень нелегко стрелять. Бубнов чуть подается вперед, сгорбившись, нажимает гашетку. Хлесткая очередь ударяет по ушам. Ду-ду-ду-дут! дуф-дуф! - автомат сильно толкает в плечо худого подъесаула, но тот - жилист, ловок, умело гасит отдачу, когда выстреливает грохочущую морзянку смерти. Воздушный домик - логово лесного разбойника - дымится, зеленые его стенки клочьями разлетаются по сторонам. Сам разбойник - хитрая сволочь! - воспользовавшись запасным выходом, бросается бежать вверх по веревке-лиане в спасительную крону лепидодендрона.

   - А-а! ... твою мать! - рычит Бубнов и выпускает по беглецу длиннющую очередь, полностью опорожнившую рожок. Целая груда дымящихся пустых гильз со звоном падает к нашим ногам, а вражина живехонький улепетывает по кронам деревьев, только лапы мелькают. Все восемь штук.

   - Вот же тварь, убёг... - стонет подъесаул, чуть не плача, опускает бесполезный автомат дулом к земле.

   Но паук, оказывается, "не убёг". Он вдруг теряет резвость, движения его становятся вялыми. Потом лапы вообще перестают двигаться, и чудовище, ломая ветки своим весом, с шумом падает с дерева. Он ударяется о землю с тридцатиметровой высоты и раскалывается, как кокосовый орех, разбрызгивая по сторонам довольно неаппетитные свои внутренности.

   - Отлично, парень! - хвалю я подъесаула. - Молодец, можешь рассчитывать на награду.

   Он счастливо улыбается, но отвечает серьезно:

   - Разве ж мы за награду...

   - Ладно, ладно, награда для солдата тоже далеко не последняя вещь, - успокаиваю я своего зама, готовый расцеловать его - так у меня на душе сделалось хорошо.