— И я тебя, — выдохнула в ответ, поражаясь, как приятно и просто говорить ему это.
Отбив звонок, я стала всматриваться в номера автобусов, чтобы поехать домой. Хотелось прийти, поесть, позвонить Гоше ближе к ночи и лечь спать, чтобы завтрашний день пришел быстрее. Но моим мечтам не суждено было сбыться.
Глава 21
Едва я подошла к дому, сразу почувствовала, что-то не так. Свет горел на кухне. Обычно папа обитает в гостиной, даже ест там. Дом встретил меня звенящей тишиной, что еще раз подтверждало опасения.
— Пап, — позвала я, а у самой сердце застучало.
Он у меня не старый и крепкий, не считая язвы, но всякое может быть.
Ответом мне снова была тишина. Не раздеваясь, едва живая от страха я прошла в кухню, уже готовая увидеть отца на полу, без сознания, вспоминая, как позвонить с мобильного в скорую.
Но мой молчаливый отче сидел за столом, спиной ко мне, и крутил стопку с водкой. Бутылка стояла рядом.
— Боже, как ты меня перепугал, — проговорила я тихо. — Па, ну разве так можно? Почему не отвечал?
Он развернулся и мазнул по мне взглядом, а потом опрокинул водку в горло.
— Пап, — позвала я опять. — Ты хоть ел? Чего за повод для выпивки в одиночестве?
Он встал из-за стола, и я увидела, что на нем лежат фотографии. Мои. И Гошины. Наши.
— Боже мой, — выдохнула я. — Что? Откуда это?
Отец усмехнулся недобро.
— Да, мне тоже хотелось бы знать. Откуда у тебя, Ирсен, такие фотографии. Никак дружок-наркоман развел?
Я лихорадочно стала собирать снимки. Они в принципе были не особенно откровенные. Гоша всегда снимал так, что в кадре не было видно груди или лобка, но его фото всегда были интимными, очень личными. И да, чаще всего, я была на них голой.
Кровь прилила к голове. Наверно, я пылала, как светофор, пока хватала фотографии со стола. Они красивые. Мы на них красивые, но не для моего отца, конечно. Он был в шоке от увиденного.
— Я думал, ты с бандитом связалась, а оказывается, все еще хуже. Ирсен, как ты могла? Он же может выложить это в интернет. Хоть сейчас. Не говоря уже о том, что будет после того, как вы разбежитесь.
— Ты не должен был смотреть, па — прохрипела я, почти плача. — Это личное.
— Твое личное легко стало общественным. Или тебе плевать? Тоже села на какую-то дурь вместе с этим..? М?
— Ты бредишь, пап.
— Ах, это я брежу? Покажи руки! — потребовал он, срываясь а крик.
Я не собиралась ничего ему показывать и пошла к себе, прижимая к груди охапку фоток. Но отец преградил мне путь и дернул за руки, заставляя отпустить драгоценную ношу. Фотографии рассыпались. Отец бесцеремонно задрал рукава моего свитера, чтобы посмотреть на вены.
Я не выдержала и сквозь рыдания закричала:
— Что ты ищешь? Следы от уколов? Так сейчас много другого дерьма, которое можно пить, вдыхать, втирать, глотать таблетками.
— Какая ты осведомлённая, — огрызнулся он, отпуская.
— Откуда у тебя фотографии?! — потребовала я ответа.
— От его тещи.
— Господи, — я закрыла лицо руками.
— Она сказала, что ты мешаешь ему общаться с дочерью, не стыдишься спать с ним, когда ребенок за стеной. Ирсен! Разве так можно? Это же…
— Не надо меня стыдить, пап. Я не делала ничего плохого. Серьезно, ты готов думать обо мне всякие гадость только потому что эта старая стерва принесла тебе фото? А ты спросил, откуда она их взяла?
— Сказала, что висели на стене. Он бессовестный и тебя такой сделал. Хоть бы ребенка постеснялись.
Я задохнулась от возмущения. Да у Гоши в кабинете висели мои фотографии. Те, что он делал в студии, крупный план, портрет, без намека на ню, а остальное в распечатанном варианте не видела даже я. Похоже хранил где-то в столе или в комнате. Представив, как Анфиса рылась в его вещах, я едва сдержала тошноту. И эта женщина считает меня бессовестной гулящей девкой!
— Вообще, что я хочу от наркомана, расписанного под хохлому, — не унимался отец. — Бестолковый дебил. Где твои мозги, дочка? Мало было одного придурка, ты нашла совсем конченого. Он судимый ведь, сто процентов! Ты хоть понимаешь..?
— Хватит, пап. Ты не знаешь его. Понятия не имеешь, какой он. Разве можно судить о человеке, если даже не знаком?
— Мне еще знакомиться с ним не хватало!
Я призвала на помощь остатки здравого смысла и терпения.
— Гоша, он замечательный, правда. Ты сразу поймешь, если…
— Никаких если, Ирсен. Ноги этого клоуна не будет в моем доме. И тебе запрещаю с ним общаться, поняла?
— Что? — не поняла, если честно.
— Что слышала. Бросил он тебя? Вот и славно. Заканчивай эти сопли, и больше е смей с ним видеться.
— Это не тебе решать, — процедила я сквозь зубы. — Я взрослая уже.
— Пока ты живешь в моем доме, я буду решать за тебя. Поняла?
Прикрыв глаза, я втянула носом воздух, шумно выпустила через рот.
— Поняла, — проговорила почти спокойно.
Я присела и подняла пола фотографии, сложив их кривой стопкой. Не удостоив больше папу и взглядом, прошла в свою комнату.
Ненавижу, когда мне ставят ультиматум, приказывают и заставляют. Он со мной двадцать лет живет, должен был понимать. Я так точно знала, что не смогу терпеть подобное.