Феникс в огне

Завибрировал сотовый телефон. Она взглянула на жидкокристаллический дисплей, увидела, что это звонит Алекс, но было уже слишком поздно.

— Алло? Рейчел? Что произошло? Мы получили картину?

— Нет. Я не знала, как быть, пыталась связаться с тобой, но так и не смогла дозвониться.

— Проклятье!..

— Я очень сожалею.

— Кто ее купил?

— Не знаю. Я его не рассмотрела.

— Какой у него был номер?

— А разве это сейчас имеет какое-нибудь значение?

— Рейчел, какой у него был номер?

— Пятьсот шестнадцать. Дядя Алекс, извини. Я не думала, что ты разрешишь мне подниматься и дальше.

— Ты ни в чем не виновата. Не бери в голову.

Однако он был сильно расстроен. Рейчел чувствовала это по его голосу. Почему эта картина имела для него такое значение? Почему она так сильно подействовала на нее?

ГЛАВА 18

Звезды смотрели на меня, когда я был пастухом в Ассирии, точно так же, как смотрят на меня сейчас в Новой Англии.

Генри Дэвид Торо в письме Гаррисону Блейку от 27 февраля 1853 года

Рим, Италия. Вторник, 16.50

Джошу еще никогда не приходилось находиться в заключении. Он подозревал, что каждый час, проведенный в ожидании того, что же будет с ним дальше, покажется ему бесконечным, однако на самом деле время текло еще медленнее. Если бы не колокола на соседней церкви, то Джош вообще не имел бы никакого понятия о том, как долго он пробыл за решеткой.

Его привезли в полицейский участок, и тотчас же начался допрос, продолжавшийся не меньше часа. Джош дал подробное описание грабителя. Ему было приятно сознавать, что он мог хоть чем-то помочь полиции в розысках преступника.

Он много чего рассказал Татти, но следователя злило именно то, о чем задержанный говорить не мог.

— Я по-прежнему многого не понимаю, мистер Райдер, поэтому считаю разумным подержать вас здесь. Может, вы вспомните что-то такое, о чем забыли рассказать, или, по крайней мере, решите объяснить, каким образом оказались на месте преступления, хотя не имели никаких оснований там находиться.

— Я задержан в качестве подозреваемого?

Следователь пропустил вопрос мимо ушей.

— Допустим, вы говорите правду и действительно видели этого охранника. Сами понимаете, что в этом случае вам угрожает опасность, может быть, даже смертельная. — Татти снова заговорил как персонаж кино, что выводило Джоша из себя. — Наверное, эта кровать не самая уютная в Риме, однако сегодня ночью будет для вас самой безопасной.

— Я американский гражданин. Какие у меня есть права? Я могу переговорить с адвокатом? Сделать телефонный звонок?

— Да, разумеется. Всему свое время. Вам обязательно предоставят такую возможность.

С тех пор прошло два часа.

Усталость, отчаяние и страх обусловили то, что Джош, находящийся на взводе и полностью истощенный, никак не мог заснуть на самой неудобной койке в мире. Он вспоминал истории о том, как иностранцев незаконно задерживали на длительные сроки за преступления, которые они не совершали. Сюжеты многих фильмов строились на одной и той же завязке — невиновный человек арестован в чужой стране.

Но в данном случае все было значительно хуже. Джош понимал, что никак не сможет полностью снять с себя подозрения, потому что для этого ему нужно было объяснить итальянской полиции, как чудом он забрел к гробнице в то самое время, когда она была ограблена. Провал в прошлое, толкнувший его идти ночью по улицам незнакомого города, был подозрителен уже сам по себе. Может, ему стоило бы сослаться на некое озарение, внутреннюю интуицию? Нет. Лучший вариант заключался в том, чтобы молчать и ждать. Малахай наверняка уже обратился за помощью в американское посольство или позвонил Берил, и та сейчас занимается освобождением Джоша. Так или иначе, скоро за ним обязательно придут. С минуты на минуту.

Джош глядел на голые стены угрюмой камеры, лишенной окон, и вспоминал склеп, в котором была погребена Сабина. В той квадратной подземной гробнице тоже не было окон, она тоже являлась тюрьмой. Он жалел о том, что не мог по своей воле возвращаться в прошлое. Это помогло бы ему коротать время в заточении.

У него накопилась масса вопросов относительно всего того, о чем он узнал сегодня утром. Больше всего его интересовало, почему Юлий сохранил верность религии, каравшей смертью за нарушение обета целомудрия, хотя мог бы принять веру императора и сберечь жизнь себе и своей возлюбленной. Стоит ли быть таким преданным, идти на великие жертвы, но не отрекаться от своей веры?

Перед глазами Джоша стоял образ молодого жреца, валявшегося в сточной канаве с выпотрошенными внутренностями и вырванными глазами. Располагал ли Юлий хоть какими-то доказательствами того, что новая религия защитит его и Сабину? Не проще ли было отдаться тому дьяволу, которого он уже хорошо знал? Тут что-то никак не вязалось.