Феникс в огне

Алан обхватив Габриэллу за плечи и помог ей встать. Сделать это оказалось очень легко. Она нисколько не сопротивлялась. Алан усадил ее в кресло, стоявшее у письменного стола, и Габриэллу охватила дрожь. Он огляделся, увидел свитер на спинке стула, слишком далеко от окна и поэтому сухой, и накинул его Габриэлле на плечи.

— Профессор Чейз, что здесь произошло? — спросил Лу. — Вы можете нам рассказать?

— Я была в библиотеке и вернулась всего пять минут назад. — Габриэлла посмотрела на часы и покачала головой. — Нет, почти пятнадцать минут назад. Здесь все было вот в таком виде. Книги раскиданы по полу. Бумага летает. Я пыталась ее ловить. Это вся моя работа. Годы работ. Судя по всему, окно было открытым довольно долго. Пол заливала вода. Я ее не увидела, поскользнулась и ударилась коленом о стол. — Она смахнула с лица мокрые волосы.

— Полагаю, вы пока что еще не можете сказать, было ли что-нибудь похищено, — сказал Лу.

Габриэлла покачала головой.

— Не могу. Я не знаю. Я… — Она обвела рукой кабинет. — Здесь такой разгром. Я даже не знаю, с чего начать. Но со мной все в порядке. Честное слово.

— Наверное, нам следует немедленно вызвать полицию Нью-Хейвена и сообщить о случившемся. — Лу раскрыл свой сотовый телефон.

Через десять минут в кабинете появились следователь Моссьер, очень серьезный полицейский с детским лицом, и его напарник, следователь Уорнер, пожилой, видавший виды ветеран.

Моссьер достал блокнот и начал расспрашивать Габриэллу о том, что произошло после того, как она вернулась в свой кабинет.

— Когда вы возвратились, дверь была заперта на замок?

— Да.

— Вы заперли ее, когда уходили?

— Да.

— Когда вы уходили, окно было закрыто на запор?

— Не помню.

— Как правило, вы запираете окна?

— Нет… не всегда.

— А сегодня?

— Не могу сказать точно.

— У вас есть какие-нибудь мысли насчет того, что было похищено из кабинета?

— Здесь хранились материалы, собранные за многие годы. — Габриэлла махнула на слой мокрой бумаги, устилающий пол. — Но я ума не могу приложить, кому это могло понадобиться.

— Может быть, это какой-нибудь студент, обиженный на вас с прошлого семестра, с летней сессии?

— Нет. Всегда находятся студенты, недовольные своими оценками, но я не могу себе представить, чтобы один из них был недоволен настолько.

Габриэлла покачала головой. Ей на лицо упала прядь волос, и женщина раздраженно смахнула ее.

— Нет, студенты тут ни при чем.

— Что вы преподаете?

— Археологию.

— Вам приходится вести раскопки? — спросил Моссьер.

Габриэлла кивнула.

— Вот чем мне всегда хотелось заняться. Отправиться на раскопки. Я немного занимался спелеологией, и мне всегда казалось, что…

Уорнер прервал своего коллегу:

— У вас в кабинете не было каких-нибудь древностей, чего-нибудь такого, ради чего имело смысл сюда лезть? — Он обвел взглядом полки, заставленные в основном книгами и фотографиями в рамках.

— Нет, ничего ценного. Куски керамики, осколки стекла, но по большому счету все это мусор, сувениры. Ничего действительно ценного…

Моссьер не обратил внимания на то, что она не договорила последнюю фразу, однако от пожилого полицейского это не укрылось.

— Мы все это запишем, поспрашиваем людей, выясним, не видел ли кто-нибудь что-то подозрительное. Мне хотелось бы, чтобы вы тем временем разобрались в своих бумагах. Надеюсь, вы дадите нам знать, если заметите какую-нибудь пропажу?

— Да.

— Как вы себя чувствуете? Может быть, отвезти вас домой или в больницу?

— Спасибо за предложение, но со мной все в порядке.

— Может, стоит кого-нибудь пригласить сюда? — продолжал Моссьер. — Не думаю, что вам сейчас надо оставаться одной.

Габриэлла кивнула.

— Позвоните моему отцу.

Профессору Питеру Чейзу потребовалось меньше десяти минут, чтобы приехать к дочери на работу. Это был пожилой мужчина с волевым подбородком, густой копной седых волос и проницательным, встревоженным взглядом черных глаз.

Он ворвался в кабинет и сразу же бросился к Габриэлле, не обращая внимания на полицейских.

— Что здесь произошло?

Габриэлла увидела отца и залилась слезами. Она не рыдала, нет, скорее это был сдержанный, тихий плач, и все же в считаные мгновения ее щеки стали мокрыми.

Питер достал носовой платок, протянул его дочери и обнял ее за плечи.

Он посмотрел на полицейских и спросил, не задержатся ли они еще на несколько минут, потому что ему нужно кое о чем их спросить.

— Я профессор Чейз, отец Габриэллы, — объяснил он, забыв, что они сами позвонили ему по просьбе дочери. — Вы уже выяснили, что здесь произошло?

Ему ответил Уорнер:

— Пока что нет, сэр, но мы сделаем все возможное, чтобы это установить.

— Как вы намереваетесь обеспечивать безопасность моей дочери?

— Мы сделаем все возможное, чтобы установить, что здесь произошло, — повторил следователь Уорнер.

— У вас есть дочь?

— Да, сэр.

— Сколько ей лет?

— У меня две дочери. Одной двенадцать, другой пятнадцать.

— Удовлетворил бы вас такой ответ, если бы подобное случилось с одной из них? «Мы сделаем все возможное…» Вы не хотите сказать, как собираетесь защищать мою дочь!