Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни

В обед он умер. Старухи, бывшие при церкви, пришли обмывать его тело и заворачивать в саван. Лаура, залитая слезами, была им не помощница. Сеньор Анастазио попросил сожительницу каноника не показываться на похоронах – церемонию обещал посетить епископ. Лаура вздрогнула от этих слов, но потом испытала к Анастазио благодарность: он прислал своего племянника Беппо, который помог Лауре перевезти ее вещи в те две комнаты, которые по просьбе Джованни успели для нее снять. Прислал вовремя – по дому уже начали ходить совсем чужие люди и по-хозяйски рассовывать ценные мелочи по рукавам и кошелькам. Угрюмый слуга Спиридоно даже подрался с какой-то рослой старухой за зеркало Лауры, но сумел его отстоять.

Лаура все же пошла на похороны, но стояла позади и спрятав лицо. Над гробом каноника сказали хорошие речи, но она уже от них не плакала, а просто крутила на пальце колечко, подаренное покойным. Потом она бродила по узким улочкам позади кафедрального собора, утопающим в тени огромного здания. Прогулки в одиночестве всегда успокаивали ее.

Мельком на каком-то балконе увидела того самого прекрасного лейтенанта, пьющего вино из ложбинки на груди златовласой куртизанки, – плевать, она теперь поняла, что такое любовь, а то, весной, был пустяк, хотя и причинивший боль. Веселые студиозы из Университета кричали ей вслед, возбужденные гармонией ее антично белоснежного лица. Она бродила и думала, как ей жить дальше. Неожиданно вышла к кварталу из дурного сна, из прошлого – к дому Роспы. Вздрогнув, отвернулась и побыстрей вернулась в новую квартиру.

В темных комнатах, не выходя наружу к людям, она просидела дня два. Потом ее нашел один из знакомых каноника, молодой университетский профессор, видевший ее прежде и теперь желавший оказать бедняжке свое покровительство. Уходя, в дверях он столкнулся с кривоногим капелланом герцога, воодушевленным той же благотворительной мыслью. Капеллана Лаура отправила прочь, а вот еще одного случайного знакомого, недавно вернувшегося из кампании против папы, которою Альфонсо д’Эсте вернул себе город Реджио, приняла с большим гостеприимством.

Все складывалось достаточно удачно: Лаура уже давно перестала быть нелепой девчонкой, ей исполнилось двадцать, и у нее появилось умение, часто свойственное очень красивым женщинам – получать все, что ей хотелось, – как благодаря своей внешности, так и сквозившей в осанке и жестах уверенности, что по-другому и быть не может. Гостей у нее было мало, и всех она принимала с таким спокойным достоинством и теплотой, что бывать у нее стало в радость, и спустя четыре месяца она переехала в изящно отделанный особнячок на Виа делле Вольте и обновила свой гардероб. Лазурь и изумруды шли ей; павлиньи перья на тюрбане – новая мода, введенная герцогской сестрой, Изабеллой д’Эсте, маркизой мантуанской, – оттеняли белизну ее кожи и вороново крыло волос, изобильное тело радовало мужские руки, а нежный голос – утомленные души.

Такой и увидел ее в первый раз Альфонсо д’Эсте, герцог феррарский, уже пять лет как вдовствующий после потери своей супруги Лукреции Борджиа.

Недавно он возвратился из Реджио, которое приводил в порядок после десятилетней оккупации его Святым Престолом, и чувствовал себя усталым и утомленным. Через два года ему исполнялось пятьдесят, а он ощущал на своих плечах еще годков двадцать сверху. Жизнь его, вся прошедшая в войнах Камбрейской лиги, на полях боев, затянутых пороховым дымом и пахнущих кровью убитых французов, была полна похождений и схваток, но уже начала надоедать некой монотонностью многообразия. Пир, который устраивал один из его командиров по случаю грядущей женитьбы, встретил его низким гулом виол, шалюмо, лютней и жужжанием женских голосов.

Лаура не умела петь, музицировать и не разбиралась в литературе, ее атласное платье было не из самых роскошных, а драгоценности – просты, и остальные куртизанки поглядывали на нее свысока. Попала она на это роскошное пиршество почти случайно – ее привел с собой знакомый офицер, преданный ее покровитель, который быстро напился и заснул под картиной Тициана с изображением Ариадны и Бахуса. Она осталась сидеть с ним рядом, с полуулыбкой и некоторым волнением вглядываясь в кипучее веселье, бушующее перед ней. Пышнотелые златовласые прелестницы восседали на коленях у воинов и кормили их вишнями и виноградом. Жених облизывал пальцы несравненной Джулии Феррарезе, ненадолго вернувшейся из Венеции, та заливисто смеялась, и ее груди гроздьями маняще сотрясались напротив его лица. Французские музыканты ласкали струны виол, которые отзывались им нежными радостными голосами. Воздух был полон запаха горячего вина и специй.

В разгар праздника наконец пришел герцог Альфонсо, сел в кресло, обитое малиновым бархатом, устало вытянул ноги. Красавицы наперебой бросились ухаживать и за ним. Лаура отрезала себе кусок мяса, запила вином и меланхолически себя спросила, когда же можно будет отправиться домой – она не любила многолюдных сборищ.