Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни

В октябре ему приходится ехать на торжественную публичную свадьбу. Он еще не знает, что любовники уже обвенчались, и поэтому пытается отговорить брата от необдуманного шага, перечисляет ему европейских принцесс, брак с которыми принес бы пользу стране.

Но Франческо не слушает кардинала. Он улыбается счастливой улыбкой молодожена, немного неуместной на лице человека, который спит с невестой уже полтора десятилетия; на коленях у него играет «сын» Антонио. Взгляд его устремлен в окно. Со стены государственного здания напротив сбивают инициал Иоганны, заменяя его на новенькое «Б». По мнению Франческо, оно намного удачнее смотрится в переплетении с литерой «Ф». Кардинал едва удерживается от искушения смачно сплюнуть, наподобие римского возчика, на драгоценный персидский ковер «беллини», и выходит в другие комнаты. Там его ожидает неаполитанский посланник, на губах которого лишь другой дипломат может заметить мимолетную улыбку, когда с улицы слышится песня «Иль гран дука ди Тоскана а спозата ла путана…».

Настроение у кардинала отвратительное. Посланник Габсбургов демонстративно покидает Флоренцию. Правитель Мантуи разрывает помолвку сына с одной из герцогских дочерей. У Эрнандо возникает ощущение, что его старший брат не чувствует никакой ответственности за страну, в которую столько труда вложил их отец, старый герцог. Единственные, кто доволен, – венецианцы: им очень полезно, что представительница одной из их знатных семей, пусть и с такой репутацией, стала супругой главы Флоренции. Они жалуют ей титул, в их республике равный монаршьему, – «дочь святого Марка», и поэтому брак становится не морганатическим. И не стыдно: Каппелло – сенаторский род, а мать ее была из Морозини, то есть династии, которая дала городу троих дожей. После новости об официальном венчании венецианцы устраивают в лагуне торжественные празднества, шествия и роскошную регату.

Новоиспеченная «истинная и исключительная дочь нашей Синьории», герцогиня флорентийская, шествует по залам дворца, расписанного Вазари и Алессандро Аллори (племянником великого Бронзино), приветственно кивает новоиспеченному зятю-кардиналу. Наклон ее головы медлителен, полон достоинства и снисходительности. Так его могла бы поприветствовать императрица константинопольская – если б Второй Рим не был захвачен турками, а все императрицы – истреблены. На этом пункте Эрнандо задумывается.

В течение следующих лет эта мысль возвращается к Эрнандо все чаще и чаще. Иногда он снова приезжает домой, во Флоренцию, чтобы каждый раз поссориться с братом из-за того, что тот не может восстановить прежние политические союзы, помириться с сюзереном-императором, да и просто вернуть себе монаршее достоинство. Вдобавок в самой Тоскане дела неладны. Народ ненавидит дурного правителя Франческо, а Бьянку открыто называет «колдуньей» и «шлюхой» и бросает в нее гнилыми овощами, если та выезжает в торжественных процессиях. Бьянка старательно позирует придворному живописцу Алессандро Аллори, но ни одна из картин не получается столь же прекрасной, как портреты ее свекрови Элеоноры Толедской кисти его учителя Бронзино. И виноват, конечно, не художник.

Разговоры о том, что Иоганну убили, не утихают. Через четыре года после ее смерти умирает ее единственный сын, маленький Филипп, – это уже четвертый покойник. Бьянка делает вид, что не слышит новых обвинений, но, когда ей в карету забрасывают дохлую кошку, испортив любимое платье, она распоряжается раздавать от ее имени милостыню всем городским нищим и демонстративно заказывает заупокойные мессы в память Иоганны и Филиппа. Это не помогает. Оскорбительные крики сопровождают ее теперь всегда. Флорентийцам не нравится в ней решительно все, даже то, что она предпочитает одеваться по роскошной и сладострастной венецианской моде, удачно обрисовывающей ее телеса, чем по более сдержанной местной.

Кардинал Эрнандо приезжает принести брату соболезнования в связи со смертью наследника. Дворец пуст. Дела запущены. Кардинала все знают, и к нему приходят с жалобами на казнокрадство и налоги. Старый советник отца, отведя его в сторону, рассказывает Эрнандо, что после смерти сына Филиппа герцог уехал далекую виллу у подножья Аппенинских гор и погрузился на свое горе. Даже Бьянка, отправившаяся вслед за мужем, не может вывести его из этого состояния.

Спустя полгода герцог все же возвращается во Флоренцию. Особым указом он провозглашает, что Антонио больше не его бастард, а единственный законный сын. Братьев Эрнандо и Пьетро, которые, схватившись за голову, бегают по дворцу и просят его не позориться, он не слушает. Вдобавок Бьянка опять объявляет, что беременна. Но ничего не выходит – то ли потому, что ей уже тридцать пять, то ли потому, что она теперь не любовница, а герцогиня и ее постоянно окружает свита. А многие женщины из этой свиты – давние подруги кардинала, и им известно о предыдущем фокусе с ребенком.