Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни

На холодность мужа Иоганна кардиналу не жаловалась – да Эрнандо все видел сам. Уже десять лет, как Франческо, если кардинал был в городе, заставлял брата после обеда у Иоганны ужинать у Бьянки. Уже десять лет кардинал не уставал сравнивать обеих женщин и удивляться; уже десять лет Франческо не переставал любить, а Иоганна ненавидеть. Одна Бьянка сохраняла спокойствие.

Зато Иоганна постоянно жаловалась на супруга брату – императору Максимилиану. За десять лет в ее сердце не осталось ни любви, ни верности долгу – одна лишь ненависть. Ее единственным утешением стала церковь; она не была способна ни читать, ни сочинять, ни музицировать – так выжгла и осушила враждебная страсть ее и без того сухую натуру.

Когда супруг соизволял прийти к ней во дворец, Иоганна встречала его немигающим взглядом и оскорбительными фразами – у нее не было другого способа сделать ему больно в ответ.

В ответ Франческо ненавидел ее с той же силой – и по контрасту с любовницей, и обороняясь от жениной злости. Печальная необходимость сделать сына, которую герцог исполнял без жалости или ласки, заставляла Иоганну страдать еще сильнее.

В своих письмах брату она описывала позор, на который ее выставляло пренебрежение мужа. Брат-император пересчитывал подати, доставляемые ему мужем Иоганны, и писал ей утешительные письма. Муж Иоганны увеличивал налоги, чтобы выплатить долги императору, и проклинал всех Габсбургов – и мужчин, и женщин. Подданные выскребали последнее, ропща на рост налогов и проклиная его и его венецианскую шлюху и жалея законную супругу Иоганну.

Эрнандо тоже сочувствовал невестке. Но череда девочек, приносимых ею на свет (к Элеоноре, Анне и Ромоле постепенно прибавились Изабелла, Лукреция и Мария), все так же пока оставляла место наследника Тосканского герцогства за ним. Кардинал не сильно рассчитывал на этот престол, но все же его брат уже двенадцать лет как женат, а сына все нет.

В один жаркий летний день кардинал сидит в своем римском кабинете с видом на Санта-Мария-Сопра-Минерва, чешет за ухом любимую борзую и патриотически пьет красное тосканское санджовезе. Он раздумывает о гуре, внезапно постигшем его семью. Затем он подзывает камердинера, одевается и мчится домой, во Флоренцию.

Он входит в Палаццо Питти и видит Иоганну. Она так бледна, что похожа на пики Альп. «Ты уже знаешь?» – обращается он к невестке. Но тут входит его брат-герцог с сияющим от счастья лицом. Кардинал понимает, что что-то не так: он примчался им рассказать, что в Риме их любимую сестру Изабеллу Медичи задушил муж, один из Орсини, застав с любовником – собственным племянником. А ему говорят о том, что у Франческо наконец родился сын Антонио.

Сына родила Бьянка. И поэтому Иоганна так бледна.

Шум падающих струй фонтана, созданного Вероккьо для Лоренцо Великолепного, который перевез для Иоганны покойный свекр после свадьбы, звучит в ее голове, сливаясь со звуками крови, пульсирующей в ушах.

Герцог тащит кардинала ужинать у Бьянки. Пышная молодая мать улыбается гордо и хищно. Иоганна лежит на каменных плитах церкви и ждет исповедника. Самоубийство – смертный грех, но этим утром она, замечтавшись, наматывала на палец шнур коричневой портьеры.

Пока бастард Антонио пускает пузыри на груди у кормилицы, император Максимилиан читает новые письма с жалобами от сестры, которая все же решила не доставлять любовникам удовольствия своей смертью. Мысль о том, что Тосканское герцогство может унаследовать ублюдок венецианки вместо императорских племянников, пусть пока не родившихся, Максимилиану не нравится. Он пишет грозное послание зятю и вассалу с призывом Бьянку бросить, а супругу чтить и любить. Франческо, ухмыляясь, растворяет это письмо в серной кислоте. Красная сургучная печать с имперским орлом тает в сосуде, оставляя следы, похожие на потоки крови. Его брат-кардинал неодобрительно пожимает плечами. Ссориться с Габсбургами кажется ему неразумным.

А по городу ходят слухи. Бьянку народ не любит – потому что не любят деспота-герцога с его налогами. А еще, чтобы забеременеть, Бьянка – знают все – наполнила свой дом всякими медиками, знахарками, шарлатанами да астрологами. А еще она, говорят, в лаборатории не косметику с духами себе делает, а яды плодит и чаровство всякое. «Колдунья», «Колдунья!» – начинают ползти шепотки.

А еще, судачат на рыбном рынке, нечисто что-то с этим младенцем.

Что с младенцем что-то нечисто, но в ином смысле, понимает и придворный герцогский врач, осматривавший Бьянку. Через некоторое время он набирается решимости и рассказывает об этом Франческо. Что ответил ему на это герцог – неизвестно. Но это доходит и в Рим, до ушей кардинала Эрнандо.

Держа за пазухой показания служанки Бьянки, некой Джованны Санти, он отправляется к брату – но тот отвечает ему так же, как и врачу, – отказывается принимать правду.