Фенёк

— Да ладно, дед сейчас придёт помогать.

— Дед? Ты позвал, что ли?

Отец всегда встречал Новый год в одиночестве, доставая бутылочку, он тихо выпивал и, после голубого огонька, который на утро бывал раскритикован в пух и прах, «не то что в их время», ложился спать.

— Не, сам позвонил.

— Странно, — Сергей пожал плечами. — И, пока не забыл, спать с Мариной будете в разных комнатах. Это, надеюсь, понятно?

— Ладно, — Илья в удивлении посмотрел на отца, потом помолчав, добавил. — Мы вообще не это… ну, ты понял.

— Вот и хорошо, но спать всё равно будете в разных комнатах, — и, повернувшись, вышел.

Сергей даже ухмыльнулся своей узколобости, можно подумать, он не понимал, что если что-то случится или уже произошло между его сыном и этой девочкой — он, Сергей, никак не сможет повлиять или остановить их. Вероятно, и не стоило этого делать, особенно учитывая почти самостоятельный статус подросших детей. Но именно так ему казалось правильным, и именно так, Сергей был уверен, сказала бы Маришка…

Пока Илья с Мариной суетились на кухне, Сергей выдвинул большой стол для празднования в центр гостиной. И кинул скатерть сверху, вспомнив, что белая так и лежит в грязном белье, ещё не отвезённая в прачечную после годовщины Маришки.

Не думал, что так скоро понадобится.

Пришедший отец был, как всегда, собран и подтянут, Сергей где-то завидовал его выдержке, он не помнил его разбитым или опустошённым после смерти жены, хотя образ отца, курящего в конце дня на маленьком балконе, навсегда запечатлелся в памяти Сергея. Целый день Павел Александрович проводил на работе, время было неспокойное, вечером кое-как справлялся с домашними делами, которые не успевал или не хотел делать шестнадцатилетний Сергей, а вечером, перед тем, как отправиться спать, отец выходил на балкон, тихо пройдя через комнату сына, думая, что он уже спит, и долго курил, смотря куда-то сквозь ночь. Вне зависимости от погоды.

Наверное, только теперь Сергей стал понимать, что пытался увидеть отец в тех ночах…

Влетевшая, как ураганчик, Юляшка с охапкой ёлочных гирлянд, удивила Сергея не меньше всего происходящего в этот день и уже почти вечер.

— Можно, — спросила Юля, — мы с бабушкой тут встретим Новый год?

— Конечно, — Сергей поднял дочку, отмечая, что она немного, но подросла, хоть и была всё ещё невероятно маленькой.

— Вот, Юля сказала, надо, — Мария Антоновна покосилась на ёлку, кое-как, на скорую руку, перевязанную бечёвкой, — купили по дороге.

— Паааап, а ты петарды будешь пускать? В том году… из-за мамы… а…

— Хочешь фейерверк? — он присел, чтобы посмотреть на точную копия себя, даже ямочка на левой щеке становилась отчётливей, но, в то же время, что-то едва уловимое, но очевидное, указывало на то, что Юляшка Маринина дочка. — Ты не говорила, — улыбнулся.

Юля отвела глаза, и Сергей до какого-то животного ужаса испугался, что она сейчас заплачет. Только не Юляшка, и только не сейчас, когда она только-только начала снова разговаривать предложениями и не пугаться каждого звука или порыва ветра.

— Конечно, малышка, мы устроим фейерверк, поставим ёлку и нарядим её.

Петарды так и стояли с прошлого года в большой кладовой.

— Только не в спальне, — прошептала.

— Хорошо, — согласился Сергей.

Спальня так и оставалась для Юли «закрытой зоной», она не заходила туда с того дня, как влетевший в квартиру Илья пытался оторвать сестру из рук отца, а она цеплялась и кричала так, что надорвала связки. Потом чужие люди ходили по дому, трогали вещи, и Юля только вздрагивала, вздрагивала, вздрагивала, пока, наконец, освободившийся от формальностей Сергей не позвонил Марго и не попросил забрать Юляшку с Марией Антоновной, чьё состояние было ничем не лучше Юлиного. Сергей хотел было туда же отправить и Илью, но тот твёрдо сказал, что он никуда не поедет, тем более после настоятельной рекомендации Сергею врача скорой помощи — хотя бы на пару дней лечь в стационар.

Они наряжали ёлку и разговаривали. Юляша, как год назад, но всё ещё хмуря светлые бровки, хвасталась новым новогодним нарядом, специальной детской косметикой и подарками от новых подружек.

— Бабушка сказала на поминках, что тебя нельзя оставлять на Новый год одного, — прошептала доверительно, — она сказала дедушке, что на тебе лица нет… что на тебя смотреть страшно.

— Я такой страшный? — он улыбнулся дочке.

— Нет, что ты! Ты самый красивый, просто у тебя седых волос стало много, но моя учительница сказала, что седина украшает мужчину, она сказала, что ты… импортный… нет, интересный и импозантный мужчина, — закатила глаза к потолку, явно вспоминая незнакомое слово. — А что такой импозантный?

— Это такой мужчина, который вызывает интерес у женщин.

— А у мамы ты тоже вызывал интерес?

— Конечно, она ведь вышла за меня замуж.

— А платье на свадьбе у мамы было красивое?

— Самое красивое, и мама сама была красивая.

— Покажешь?