Фенёк

Через месяц, пройдя контрольные тесты на «болячки», Сергей отменил барьерные средства контрацепции, предпочтя верить своему Фенеку. Он не мог ей не верить. Она бывала вздорной, сумбурной, эмоциональной или вовсе глупой, но она всегда была честна с ним.

Аксинья стала второй женщиной в жизни Сергея, которой он не изменял… как когда-то давно, в прошлой жизни, он был верен не только душой, но и телом Марине, так и сейчас он был верен Ксюше. Ожидая от неё того же.

Когда Сергей уложил Ксюшу на простыни и медленно снял шёлк, что-то, едва уловимое, промелькнуло перед его глазами, но похоть затмевала здравый смысл… затмевала взгляд и понимание происходящего. Он нуждался в Ксюше, и она дала ему это. Любовь, утешение, страсть, нежность — всё это в одном флаконе. Как аромат её парфюма.

— Так значит, не помогло? — Ксюша нахмурилась, слушая лаконичный рассказ Сергея о лечении Марины.

— Нууууу… в общем, существенных сдвигов нет, но небольшое улучшение — уже победа. Через пару месяцев ещё поедем. Там хорошие условия, хорошие врачи, от нас не отказываются.

— А как же я? Как же мы? — Ксюша хмурилась.

— Мы? Вот мы, — Сергей махнул рукой от своей груди к небольшой груди Ксюши с острыми сосками, которая сводила его с ума, — что с нами будет-то? Вернусь, и снова станет всё по-прежнему.

— Не станет… ты специально, ты специально её не лечишь, да? Чтобы не разводиться?

— Ксюша, — хмурился.

— Да, ты специально! Или врёшь мне, всё врёшь. Или не лечишь её, чтобы она была рядом с тобой!

— Ты с ума сошла? — пока тихо.

— А как же я, как же мы?! Я думала, она вылечится там, ты разведёшься, и мы… мы… — она стояла у кровати, взлохмаченная, с красными пятнами и следами от поцелуев.

— Фенёк! Ты сдурела, что ли? Что значит, я не лечу Марину? Какое, нахрен, «разведусь»? Ты что-то попутала. Я кто, по-твоему, чтобы не лечить жену, если есть такая возможность? И уж разводиться бы я не стал. Никогда. Тебе это известно. У нас дети! Прекрати истерить, — заводясь, смотря, как Ксюша мелко трясётся и фыркает, как бешеный зверёк.

— Дети? У вас дети? А у нас, что? ведро?! — и она показала пальцем на живот… пока Сергей приходил в себя, медленно оседая на одеяло.

— Ты беременна?

— Да! — закричала.

— Пффф… ну, слава богу, Фенек, я думал, ты разума лишилась, а это просто гормоны… ты беременна, хорошо… вот не доверял я таблеткам… Ну, ладно, ладно, это просто решается, быстро и просто. Какой срок?

— Три месяца, почти, — Ксюша стала ещё бледней.

— Три месяца — это хорошо… это очень хорошо, Фенек, какие, нахрен, три месяца?! Ты очумела, я уезжал, ты сказала — у тебя месячные обильные, плохо тебе было.

— Я обманула…

— Обманула?!

— Врач прописал половой покой, тонус матки…

— Матки? Тонус? Ты уже у врача была, значит, — Сергей говорил рвано, выстраивая для себя уже, в общем-то, очевидную картину.

— Я на учёт встала, — вздрогнула, когда кулак Сергея пролетел буквально в сантиметрах, врезаясь в дверной косяк, оставляя там кровавый след.

— Таблетки давно не пьёшь?

— Почти сразу…

— Про месячные всё это время врала?

— Да.

— Зачем? Чего ты хотела добиться, Ксюша?

— Хочу, чтобы ты развёлся, в конце концов! Перестал тратить свою жизнь, ведь она этого даже оценить не может! Хочу, чтобы ты был моим, только моим, а не Маришкин, Асин или очередной Олеси.

Он почти задушил её, что его остановило, Сергей не помнил. Покрасневшее лицо, собственный тремор рук или почти невыносимая боль в грудной клетке.

— Этого хватит, чтобы избавиться от… этого, — он бросил смятые купюры, все, что были в портмоне, во всё ещё красное лицо.

— Я не буду делать аборт, поздно, — Ксюша говорила хрипло.

— Не поздно, делают и на поздних сроках, мне этот ребёнок не нужен. Я говорил: «Никаких детей».

— Серёжа…

— Мне этот ребёнок не нужен, ты мне не нужна, тварь ты, фе-не-чек, — выплюнул в лицо, присаживаясь на корточки рядом с плачущей женщиной, только для того, чтобы посмотреть в глаза, признать, что любит их, вот так, вопреки, и оттолкнуть так, что ударилась головой о стену, не повернувшись посмотреть, как она.

— Я позвоню тебе домой, — услышал за спиной, до ужаса спокойное, до жути холодное.

— Попробуй.

Закрыл дверь аккуратно, не щёлкнув замком, не скрипнув петлёю… он закрыл эту дверь.

Навсегда.

= 22 =

Проблесковые маячки были видны ещё издали. Что-то случилось в закрытом элитном дворе дома, в котором много лет назад Сергей купил квартиру, думая, что проживёт долгую и счастливую жизнь с Мариной и их совместными детьми.

Ему хватило взгляда на седьмой этаж и вниз, на серый асфальт, чтобы пробежать мимо расступавшийся толпы, как в замедленном кино.

Перескакивая через несколько ступенек, игнорируя боль в груди и онемение в руках, он, почти на одном дыхании, а может и без него вовсе, рванул на себя входную дверь и, пытаясь остановить невыносимый гул в ушах, спокойно вошёл в комнату, в спальню, смотря на Юляшку, которая стояла на шатком табурете и беззвучно плакала, глядя то на отца, то на тело, там, далеко внизу, некогда бывшее её мамой.