Феномен

Час назад я взял финского офицера, который командовал частью блокирующих сил, и вёл его с собой. Сейчас, выглядывая из-за ствола дерева, я видел открытое узкое поле; судя по припорошенным снегом кочкам, бойцы дивизии пытались здесь подняться в атаку, но погибли. Вроде ничего не видно. Я вышел, держа у живота пулемёт, направленный на офицера, связанного со мной верёвкой, и, двигаясь чуть в стороне и сбоку, пошёл через поляну, направляясь к опушке леса.

Судя по движению, наблюдатель меня засёк и поднял тревогу, бойцы занимали позиции. Я боялся выстрела в спину (мало ли кого пропустил), но капитан оказался прав: здесь были три наблюдателя и два стрелка. Я снял их из винтовки с глушителем.

Вскоре меня встретили. Вышли трое, один в звании лейтенанта. А хорошо бойцы дивизии устроились: зимняя форма, полуземлянки (видимо, рыли, чем могли, землю), костры внутри, нары. Мёрзли, конечно, но не как другие. Часовые менялись каждый час.

Перед тем как к нашим идти, ещё до взятия капитана, я переоделся и сейчас был в своей форме: подпалённая шинель, сапоги, будёновка на голове. Офицера сразу забрали, да и меня повели к комдиву, штаб дивизии располагался неподалёку.

В штабе я сообщил, что случилось со мной и дивизией, сдал красноармейские книжицы погибших, которых я почти полсотни насобирал, и столько же финских документов. Сказал, что только шестерых сам убил, остальные с трупов забрал для отчётности: мол, чужого мне не нужно. Да мне бы и не поверили. Ну а потом меня посадили писать рапорт.

Глава 24. Ошибочное решение. Плата за помощь

Знаете, как я матерился, когда от капитана (а тот не молчал, я с ним до этого поработал), узнал, что дивизия всё-таки выбралась из окружения и вышла к своим? Так что я участвовал в штурме линии Маннергейма. Думал, меня оставят в 54-й, оформив в её списочный состав, но нет, вернули в 44-ю. Из того, что осталось после дивизии, сформировали отдельный батальон, чтобы поучаствовал в прорыве.

А вот как от службы откосить, я, кажется, придумал, нашёл возможность: замутил с военврачом, зеленоглазой красоткой в звании капитана, если на армейские звания переводить. Она меня и спишет по медицинским показателям.

Наконец бои закончились. Для меня неплохо: звание младшего сержанта, орден Красной Звезды, две медали «За отвагу». А ведь служил не в разведке или ещё каком подразделении, которые командиры так любят, а в линейной стрелковой роте. Было за что награждать: орден за пленного капитана, медали за захват дотов, уничтожение финских гарнизонов, которые я гранатами закидал. В общем, неплохо повеселился.

Сейчас апрель, весенняя капель готова вот-вот разродиться, а нас, остатки 44-й стрелковой дивизии, везут обратно на Украину. Кстати, а парней действительно вернули из плена. Их увели, и больше я их не видел. Политруки молчат. Точно расстреляли. Сами виноваты, а списали поражение на дивизию, на её личный состав и командиров.

Лёжа на нарах качающегося вагона (это тот, что на сорок человек или восемь лошадей), я размышлял, продумывая два пути моей дальнейшей жизни.

Первый – продолжать задирать форменную юбку красивого черноволосого короткостриженого капитана медицинской службы (военврача, если проще) двадцати восьми лет, с возможностью получить справку и свалить из армии с невозможностью продолжать службу; как контуженый, например, ну или ещё что придумаю.

Второй путь – пойти к Сталину и сказать: «Я из будущего, через год начнётся самая страшная и разрушительная война, а вы тут мух ловите». У меня три перерождения, это четвёртое, а такой попытки я ещё не предпринимал. Хочу рискнуть и увидеть своими глазами, что будет дальше.

И чем больше я думаю обо всём этом, тем больше мне хочется приступить ко второму плану. Эшелон, как я слышал, через Москву будет проходить. Придётся дезертировать… Хм, есть другой вариант: я могу позвонить в приёмную (номер знаю) и просто сообщить информацию; какую, обдумывал на ходу.

Эшелон, не останавливаясь, прошёл ночную Москву и направился дальше. Шанс спрыгнуть был, но это нужно вырубить дежурного и двух парней, которые курили, глядя на проплывающую мимо ночную столицу. Ну и… не стал я этого делать. А на следующей стоянке передал особисту полка записку, в которой сообщил, что имею важные сведения. Вот тогда всё и закрутилось. Поверил мне особист, с такими доказательствами ещё бы не поверить.

Через два дня я уже сидел в знакомом мне кабинете главы государства и рассказывал ему, что нас ждёт. С доказательствами. Хранилище скрыть не удалось, мигом вызнали, откуда артефакты появляются. Глянем, как оно, такое перерождение.

* * *

Судорожно вздохнув, я открыл глаза, понимая, что это у меня уже пятое перерождение. Попытался осмотреться, но поднявшаяся от очередного сотрясения здания пыль припорошила глаза. Я чихнул и сквозь звон в ушах (явно не контузия, я знаю, что это такое, просто оглушён) расслышал звонкий голос:

– Смотрите, Батов ожил.

Раздался хлёсткий звук затрещины, и в короткое затишье между очередными разрывами снарядов донеслось:

– Убит? Сердце не бьётся?