– А я этот дом купил у хозяйки, её муж построил его в тридцать седьмом году. А купил я его в сорок втором, в начале осени, когда с зоны откинулся. Две соседки подтвердить могут, они присматривают за домом. Да и сотрудницы в исполкоме, проводившие регистрацию, подтвердят, как, впрочем, и сама хозяйка. Она хоть и в Куйбышеве теперь живёт, но вполне жива и здорова, надеюсь.
– Да? – К этому моменту мужчина уже стоял, облокотившись о перила. – Так ведь как раз одна из соседок мне дом-то и продала. Документы были в порядке, я проверял. А вот, кстати, и она.
Я обернулся и увидел знакомую старушку, которая бодрой походкой заходила во двор. Увидев меня, она на миг запнулась, но быстро оправилась и обратилась к мужчине, стоявшему на верхней веранде:
– Я смотрю, гости у тебя, Ляксеич, машина приехала.
– Смотрю, ты меня не узнаёшь, старая. Ничего, я напомню, – доставая пистолет, сказал я.
– Помогите! Убивают!
Старушка бросилась к воротам. В деревянное основание ворот вошли две пули, они были разрывные, щепки от столбов так и полетели. Соседка замерла, испуганным сусликом обернувшись ко мне. Дети не испугались: пистолет был с глушителем, и для них выстрелы что хлопки.
Вскоре появилась милиция, началось разбирательство. Следствие шло три недели, опросили и прежнюю хозяйку дома, которая уверенно указала на меня как на покупателя дома. Вторая соседка, которую я также просил присматривать за домом, умерла год назад. А этой первой явно помогли провернуть дело с продажей дома. В общем, схема вскрылась, виновных нашли.
Потом был суд, я присутствовал на нём при полном параде. Вопрос решился в мою пользу, дом мне вернули. Деньги у мошенницы нашли, даже больше чем нужно, и вернули обманутому покупателю. А мошеннице дали три года условно, на зону отправлять не стали, всё же восемьдесят один год старушке.
Знаете, а тот мужик, что на мошенников попал, ничего оказался, мы с ним сдружились на почве любви к рыбалке. Вместе ходили рыбачить на лодке. Заселившись в дом, я выделил ему комнату, вместе и молодожёнов встретили, его дочку с мужем. Какое-то время они все жили с нами, а чуть позже купили дом неподалёку от моего.
Всё это время мои женщины проводили время на пляже с детьми, в наши дела судебные не вмешивались, отдыхали, и это главное. Здесь же и второй сынишка у меня родился, в местном роддоме. Принимая кулёк с сыном, я назвал его Алексеем. А старушка-мошенница быстро продала дом и уехала. Хватило намёка в виде живого рассказа о том, как она, облитая бензином, бегает огненным факелом и верещит. Намёк оказался понятен, и уже через неделю у нас были новые соседи.
А потом настала пора везти девчат и детей обратно в Москву. Планов у меня было много. Несколько раз участковый заглядывал, уточнял, не нашёл ли я работу, и тут же предлагал шикарные места в разных организациях, в основном на должности руководителей. Похоже, жить тунеядцем, как я хотел, мне не дадут. Надо что-то придумать. А ведь я надеялся, что тут, на юге, с этим проще. Да ни фига.
Надо найти какую-нибудь фиктивную работу и спокойно жить на море. Может, изредка для смены обстановки устраивать туристические путешествия по Союзу: на плоту по Волге сплавляться или ещё что. Войны нет, живи как хочешь. Ну, это я раньше так думал, пока участковый шастать не начал. Но я всё равно собирался жить именно так, несмотря на палки, что ставило в колёса государство. Будем жить.
Очнулся я сам. Болела голова, но не сильно, ноющая такая была боль. Похоже, рана или ушиб у правого виска, не пойму. Я старался не шевелиться, потому что слышал шорох, топот сапог, позвякивание, характерное для оружия, скрип дверных петель, мат и разговоры. На украинском суржике. Чёрт, я десять лет каждое лето резал националистов в украинских лесах, уж я-то знаю их наречие.
Сталин мои письма читал и не был добреньким к этим ублюдкам, давили их только так, вот они по лесам и прятались. А я охотился на них, до совершенства отточив свои навыки лесовика. Потом они как-то исчезли, повывели мы их с разными командами (я-то частник, а те на государство работали), ещё два лета вхолостую искал, мелочовка была. А потом и бросил, других дел хватало.
Что я могу рассказать о себе? Двадцать семь лет отличной жизни позади, есть что вспомнить. Я жил как хотел. Стал членом Союза композиторов и Союза писателей, это сняло вопросы с работой, и мои песни звучали из каждого радиоприёмника или проигрывателя. Все эти годы я прожил в Геленджике, в своём доме. Летом дети приезжали ко мне на каникулы, но вот парадокс: они приезжают, а меня нет, я на националистов охочусь. Это позже, когда они постарше стали, я лето уже проводил с ними. Вот так и прожил двадцать семь лет, до ноября тысяча девятьсот семьдесят второго года.