Сразу хочу предупредить, что роман вовсе не о Бабеле, и это не вина Быкова, а всего лишь нереализованная мечта одессита Рейдермана. Однако собственное мнение о романе и его герое я выскажу в одной из следующих глав. А тут самое время попытаться прояснить, чем беллетрист может отличаться от писателя. Я бы предложил такую формулу. Писатель – это повествователь, философ и психолог, как иногда говорят, «в одном флаконе». Можно было бы ещё добавить – и художник, если припомнить «Зависть» Юрия Олеши или «Царь-рыбу» Виктора Астафьева. Так вот, Быков – талантливый повествователь, или, если хотите, беллетрист. Книги его интересно читать, однако той глубины мысли, тех страстей, которые мы находим, например, в романах Достоевского, у Быкова нет, да и быть не может. Я даже не пытаюсь сравнивать его с Олешей или Виктором Астафьевым. Всё потому, что Быков пишет в другом жанре, рассчитанном на публику, которая не желает слишком уж напрягать свои мозги и не способна оценить яркие художественные образы. Да он и сам это отчасти признавал, рекламируя книгу о Булате Окуджаве [33]:
«Думаю, книга будет очень интересна тем, кому сегодня от пятнадцати до тридцати. Прежде всего, потому что у молодежи на месте советского периода огромное белое пятно. Я сейчас делаю всё, чтобы этот советский опыт актуализировать.<…> Надо понимать, как это было, как началось и почему закончилось».
Вот этой ликвидации белого пятна и посвящены все романы Быкова, начиная с «Оправдания». Причём события в них основаны на историческом материале, ну а реальность обычно вписана в фантастический сюжет. Удачный опыт Михаила Булгакова на примере «Мастера и Маргариты» давно уже не даёт покоя многим авторам. Признаться, и я этого увлечения не избежал, однако речь тут не о моих творениях в жанре прозы.
Главную особенность своей писательской манеры Быков объясняет сам [13]:
«Никакой разницы между хорошей литературой и хорошей журналистикой нет».
С этим утверждением можно было бы поспорить. К примеру, стоит ли сравнивать «Виноградники в Арле» Винсента Ван Гога с качественно выполненной фотографией того же самого пейзажа? Думаю, что вывод очевиден. Ещё более он очевиден, если вместо оригинала нам предлагают подробное описание картины, сделанное искусствоведом в какой-нибудь статье или на страницах книги. Разница между журналистикой и художественной литературой, конечно, есть, хотя иной раз они пересекаются. Тут всё зависит от субъективного понимания, что же такое хорошая литература. У Быкова своё собственное представление о том, как следует писать романы, и ничего с этим не поделаешь. Бессильны переубедить Быкова и критики, сколько бы ни писали о недостатках его прозы. Павел Басинский вроде бы и хвалит Быкова, однако с существенными оговорками [34]:
«В отличие от многих своих коллег, убеждённых в том, что Дмитрий Быков – замечательный журналист, неплохой поэт и плохой прозаик, я считаю Быкова прозаиком хорошим. "Орфография", "Эвакуатор" и "Оправдание" – весьма порядочные романы. Особенно "Орфография" с его игрой в культурные знаки эпохи 20-х годов прошлого века, в которых Быков хорошо разбирается и которые хорошо, хотя и по-своему, чувствует. Но "ЖД" – вещь, на мой взгляд, совершенно провальная».
К анализу «ЖД» мы обратимся чуть позднее, а сейчас займёмся «Орфографией». Второй роман из «О-трилогии» вышел в свет в 2003 году. Здесь автор, по его же собственному выражению, предлагает «альтернативную историю», связанную с событиями 1917 года. Плюс к этому – отмена орфографии как таковой, проведённая большевиками, что стало исходной точкой для развития сюжета. Но прежде, чем предоставить слово критику, считаю необходимым разъяснить причину столь пылкого восприятия Данилкиным романов, созданных героем этой книги. Как в Быкове-романисте критик обнаружил нечто «битовское», так и в самом Данилкине можно углядеть нечто похожее на Быкова. Однако речь вовсе не о происхождении и не о стиле самовыражения на страницах журналов и газет. Есть любопытный момент: как я уже упоминал, в молодости Быков редактировал полуэротический «Мулен руж», ну а Данилкин пошёл гораздо дальше – работал шеф-редактором российского издания знаменитого «Плэйбоя». Далеко идущих выводов из этого совпадения я бы делать не решился, но некое родство душ, основанное на общих увлечениях и сходном восприятии реальности – такую «родственную» близость можно было бы предположить. Итак, слово Льву Данилкину [35]:
«"Орфография" – второй, после очень хорошего "Оправдания", его беллетристический опус – русская "Волшебная гора"; сильнейший, сдаётся мне, отечественный роман идей из тех, что случились за последние лет шесть; текст упругий, рассчитанный не только на единовременный взрыв, но и на дальнейшую многолетнюю радиацию; в нём сконцентрирована бешеная воля к трансформации не литературного, но в первую очередь общественного ландшафта. Вещь ширококостная и толстошкурая, гиппопотам в 680 страниц».