Феномен хищника

Так что опасное это дело, за чужими детьми ходить. А Вэл дурью мучается… Нет, в чём-то она и права – одного съешь, остальные поймут и разбегутся. Дурные ведь – не понимают, что поодиночке их ещё быстрее сожрут.

Пытаясь рассуждать подобным образом, девятнадцатилетний самец гориллы ковырял в носу, сидя в тени засохшего тополя. После смерти главы семьи полгода назад он стал в семье главным, успев прежде стать отцом пятерых детей. «Сейчас бы дури», – бесплодно помечтал Рис.

Дури не было. Прежняя жизнь теперь казалась уютной и беззаботной, словно картинка над телевизором. Сейчас от жизни не осталось ничего, кроме крошащихся камней, пыльной травы, да мутной речной воды, от которой через раз прошибал понос. С каждым днём настроение сэвэдж ухудшалось, недавно достигнув отметки «ниже некуда».

Не то, чтобы гориллы начали помирать с голоду. Старые женщины знали съедобную зелень и корешки, и раньше им приходилось питаться таким образом – пайки нередко отнимали молодые да сильные. А вот теперь горечь нужды довелось познать всем…

От этой безнадёги, наверное, внутри сэвэдж бродила неослабевающая раздражительность и злоба. Хотелось ни с того ни с сего разбить кому-нибудь рожу. Или, ещё лучше – выпустить на волю кишки, тем более, что к этому весьма настойчиво подстрекал голод.

Все братья Риса бесились точно так же. И другие, кого Рис знал, мужчины и женщины – бродили с перекошенными мордами, глядели друг на друга, как на смертельных врагов. Его раздражала даже Вэл – просто так, своим вечно надутым животом и болтающимися сиськами. На солнце ему казалось слишком жарко, в тени – холодно, тело чесалось втрое сильнее обычного, а вши донимали неестественно организованными атаками.

Рис ещё ничего, держался, многим было гораздо хуже: рвало желчью ни с того ни с сего, болели кости, кожа, всё тело, из носа и ушей шла кровь. Крича от боли, иные принимались исступлённо кататься по земле, нашлись и такие, что пустили себе пулю в лоб.

И, конечно, наряду с постнаркотической ломкой в той или иной степени, всех донимали мысли о непонятном завтра. Если пайков больше не будет – то что, все умрут? Деревья в городе приносят плоды осенью, взрослому мужику нереально дотянуть до неё на траве и кореньях.

Неподалёку послышалась короткая автоматная очередь, яростная грызня, лай, потом вой. Почуяв слабость людей, выразившуюся в экономии патронов, городские собаки наглели с каждым днём. Видно, опять растерзали какого-то одиночку.

Сэвэдж всё больше чувствовали себя обречёнными, подолгу сидели в своих развалинах, показываясь на улицу только в случае крайней необходимости и как можно большими группами.

Тарелки теперь прилетали только для того, чтобы с высоты через динамики призывать сэвэдж оставить город и идти жить в леса, где, якобы, много еды. Немного нашлось доверчивых, которые послушались странного совета. Ведь они жили в городе всегда – здесь родились их отцы и матери, наверное, здесь жили и деды.

Как можно выжить в лесу – совершенно непонятно. Извечные враги сэвэдж – деревенские дикари, полуживотные – и те в лесу не жили. Возле лесов – да, но не в самой чаще. У деревенских были дома, непохожие, конечно, на нормальные, но хоть какая-то крыша над головой. А как можно жить под открытым небом среди кустов и деревьев?

Я почувствовала вдруг серьёзную опасность, угрожавшую Рису. Города всегда были неподходящим местом для жизни.

В следующую секунду с высоты пятого этажа на самца обрушился обломок бетона. Он не попал в голову, но удар был так силён, что сэвэдж повалился наземь, потеряв сознание. Второй бросок оказался удачнее – кирпич, пущенный с высоты, раздробил череп Риса. По лестнице, торопясь, сбегала вниз парочка молодых горилл – они с самого рождения жили по соседству.

Однако, избранная тактика оказалась неверной. Один из братьев Риса заметил несчастье, успел подбежать и схватить автомат первым. Ван не стал стрелять – теперь на пару дней семья обеспечена мясом, а отпугнуть двоих безоружных можно и голосом.

-Стой! Назад!! – громко рявкнул самец, направив оружие на подбегающих подростков.

Заметив опасность, те встали, как вкопанные, сжимая в лапах бесполезные камни. Молодой самец грязно выругался.

-Мы убьём тебя завтра! – сверкая глазами, в свою очередь пообещала самка. «Симпатичная», – подумал Ван.

-Или мы – вас, – нехорошо ухмыльнулся он, держа палец на спусковом крючке. –А тебя, сука, я сперва отдеру как следует!

На крики из развалин выскочили братья Вана, у каждого в руках автомат. Неважно, что половина из них без патронов – откуда об этом знать соседским подросткам. Едва завидев приближающееся подкрепление, они беззвучно юркнули в заросли.

-Ты убил Риса!!! – издалека заорал Дэн, самый здоровый и самый глупый из братьев.

«Стеклянный немигающий взгляд, бычья шея и готовность к любому развитию событий», – Диксон так характеризовала эту категорию самцов.