Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?

Все офицеров комаричского полка полиции периодически вызывали в штаб бригады в Локоть на инструктаж. Выезжал туда и Кытчин. На нем была новая, хорошо пригнанная щеголеватая форма с эмблемой бригады РОНА. Теперь он был сыт, весел, самоуверен. В середине октября 1942 года в штаб «комбрига» заявился порученец майора Гринбаума. Отозвав скрытно Кытчина, он велел ему задержаться в Локте и явиться попозже вечером к шефу отделения «Виддер».

В кабинете Гринбаума кроме него находились его помощник Шестаков и обер-лейтенант Франц Гесс.

Говорил Гринбаум, переводил Шестаков, в прошлом платный провокатор «Абверкоманды-107» в Орле. Выдавая себя за советского разведчика, он сколотил лжеподпольную организацию под заманчивым названием «Ревком», некую ловушку для выявления подлинных патриотов. Тех, кого по наивности и неопытности привлекли туда, ждала суровая расплата: их расстреливали или гноили в застенках. Из Орла этого матерого фашистского провокатора перебросили в помощь Гринбауму в Локоть. Как уже стало известно чекистам из сообщения Романа Андриевского (Бориса) и партизанского разведчика Андрея Елисеева, проникших в гнездо «Виддера», он был преданным цепным псом германской военной разведки. Теперь перед ним поставили задачу выявить лиц, сочувствующих и помогающих патриотическому подполью и партизанам.

– Рад познакомиться, господин Кытчин, – начал Гринбаум. – Раньше не имел чести знать, но слышал о вас. Нам известно, что о назначении на должность в полицию за вас хлопотали Фандющенков и Никишин. Мы вполне доверяем этим господам, но… – Гринбаум сделал небольшую паузу. – Они люди прямые, военные. Их интересует служба, а не родословная офицеров. Им не вполне знакома биография человека, которого они рекомендовали в бригаду. Чтобы не терять времени на перевод, гсоподин Шестаков напомнит некоторые эпизоды из вашей жизни на вашем родном языке.

– Слушаюсь, – растерянно проговорил Кытчин, бледнея, и стремительно поднялся со стула.

– Садитесь и слушайте внимательно, – приказал Шестаков. – Нам известно, что вы сын некогда богатого купца, активно помогавшего агентам Антанты, то есть врагам Советской России в Германии кайзера. После отбытия срока наказания в советской тюрьме отец был лишен прав и выслан на Север. Ваша версия о детдоме и военном училище – басни, блеф. На лесозаготовках в Карелии и под Архангельском вы действительно были, но по приговору суда в качестве осужденного вора-рецидивиста и налетчика. Советы хотели исправить вас трудом, но вы совершили групповой побег из лагеря, убили часового, слонялись по разным городам, а перед началом войны по подложным документам вступили в Красную армию, чтобы замести следы. На фронте из трусости совершили самострел. Только случай избавил вас от желанного плена. Вы изменили присяге и воинскому долгу.

При этих словах Гринбаум остановил Шестакова, намереваясь сам продолжить разговор при участии переводчика.

– Если вы, господин Кытчин, так легко изменили своей родине, то где гарантия, что вы не измените нам? Германское командование намерено проверить вашу лояльность. Будем откровенны. Нас беспокоят участившиеся случаи дезертирства и перехода к партизанам военнослужащих бригады Каминского и некоторых малодушных союзников фюрера из числа мадьяр и словаков. Мы готовы не разглашать ваше уголовное прошлое при одном условии. Вы обязуетесь негласно изучать настроения солдат и офицеров полицейских формирований и при малейшем подозрении об их изменнических планах новому порядку докладывать мне или обер-лейтенанту Гессу. В противном случае… – и Гринбаум сделал излюбленный им выразительный жест, намекая на виселицу.

Кытчин замер, потеряв на мгновение дар речи. Потом вновь стремительно вскочил со стула, угодливо склонил голову и с жаром произнес:

– Ваше превосходительство, я нахожусь здесь по доброй воле. Я мщу за отца и свои страдания в большевистской России. Поверьте, я искренне предан фюреру и германскому командованию. Ваше задание для меня закон. В этом вы скоро убедитесь.

– Хорошо, – сказал немец и, обращаясь к Шестакову, приказал: – Оформите заявление господина Кытчина распиской о сотрудничестве.

В самом начале подпольной деятельности Павел Незымаев и Александр Енюков с величайшей осторожностью подбирали в организацию единомышленников. Это были люди разных характеров и возрастов, отчаянно смелые и решительные, готовые к самопожертвованию во имя наших идеалов и спасения Родины. Одних Павел знал по школьным и юношеским годам, других – в процессе совместной работы в самых сложных и порой невыносимых условиях. Проверка показала, что включившиеся по доброй воле в тайную борьбу с оккупантами лица из близкого окружения Павла Васильевича Фандющенкова тоже заслуживают доверия. Их преданность общему делу уже доказана в боевых условиях.