Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти?

«…В Германии в настоящее время можно встретить и русских, и итальянцев, и испанцев, и португальцев, голландцев, бельгийцев, французов, норвежцев. Все они своим трудом помогают германской и союзным армиям, борющимся за счастливое будущее новой Европы… Русских можно в основном разделить на три группы: эмигрантов 1917–1918 годов, лиц, поехавших на работу в Германию в наши дни, и военнопленных. Их очень много. Все они работают и живут в хороших условиях и отдают все силы освобождению своего родного края…»

– Какая райская каторга! – воскликнул Гавриил Иванович. – Хотел бы я посмотреть своими глазами на наших земляков, отправленных в скотских вагонах в их трижды проклятый Рейх!

– Читаю далее, – продолжил Павел. – «…Русские, приехавшие в Германию и работающие в сельском хозяйстве, в разговорах просто не нахвалятся своей жизнью: труд посильный, выходные дни, квартиры удобные, кушают вдоволь и что хотят, одновременно прививают себе германскую культуру…»

– Чтобы познать их культуру, – вновь прервал сына Гавриил Иванович, – можно было этому писаке никуда не ехать. Наверное, он еще мало нагляделся на виселицы за окнами, на трупы расстрелянных и замученных в локотской и комаричской тюрьмах, на обездоленных вдов и сирот, на костры из книг, взорванные и сожженные клубы, библиотеки, музеи и церкви. Мерзость!

– Ладно, – сказал Павел. – Дальше читать не буду. Здесь еще написано, что советские военнопленные живут в германских лагерях, как в санаториях: чистые, светлые комнаты, белоснежные постели, спортивные упражнения, калорийное питание. Кругом врачи, заботливый уход…

– Ну что, смешно?

– Было бы смешно, если бы не было так грустно. Как псы на цепи брешут, – в сердцах сказала Анна Ивановна.

Неожиданно разговор был прерван резким стуком в дверь. Павел встал, посмотрел в окно и увидел фигуру знакомого полицая. Тот был в форме и с винтовкой.

– Да это Колька Блюденов! Какой леший притащил этого пьяного зверюгу в неурочный час?! Вероятно, есть раненые из полицейских и меня требуют в больницу. Но почему прислали именно этого типа?

В доме заволновались…

Павел вышел во двор. Ухмыляясь, полицай подтвердил, что доктора немедля вызывают.

– В больницу? – спросил он.

– Нет, в управу. Да поскорее, Павел Гаврилович, начальство ждать не любит.

– Хорошо, скоро приду. Иди!

– Нет, – заупрямился Блюденов, – приказано сопроводить лично и без проволочек.

Доктор, не торопясь, стал одеваться, мучительно думая, чем вызвана такая спешка. До сих пор еще никто из полицаев не осмеливался говорить с ним так непочтительно и настойчиво.

Сомнения развеялись сразу. Павла Гавриловича схватили у здания управы, затолкали в машину и доставили в Локоть. В тюрьме зверски избивали. Там он впервые увидел надзирательницу, известную среди узников под кличкой Тонька-пулеметчица. Эта продажная девка, добровольно служившая немцам, изощрялась в пытках, расстреливала мирных жителей. Много позже, спустя три с лишним десятилетия, ее разыщут чекисты и суд воздаст ей должное. Тогда же она с остервенением колотила по щекам молодого врача, жгла раскаленными щипцами его бороду. Пытали Павла и другие тюремщики-садисты: следователи Процюк и Морозов, тюремный комендант Данила Агеев. Но Незымаев не проронил ни слова. На допросах неизменно присутствовали и избивали арестованного заместитель «комбрига» Мосин и военные контрразведчики из «Виддера», ибо даже гестаповские ищейки оберштурмфюрера Генри Леляйта и доктор герр Бруннер не сразу могли поверить, что такой «германофил», как Пауль Незымаев, мог изменить их доверию и возглавить подпольную организацию «красных бандитов».

Особенно бесновался Бронислав Каминский. Эта скандальная история грозила выбить из-под него кресло «комбрига» и обер-бургомитсра, учитывая, что ряд его непосредственных подчиненных из бригады РОНА входили в руководящее ядро группы Незымаева. Упреки сыпались на него со всех сторон, а над головой уже нависал меч главного шефа генерал-полковника Рудольфа Шмидта, часть штабов которого предполагалось переместить в Локоть. На выручку Каминскому из-за отказа Незымаева давать показания поспешил майор Гринбаум. Военная разведка и контрразведка (абвер) нередко враждовали и соперничали с гестапо в своем рвении доказать преданность Рейху и фюреру. В качестве главного козыря против Павла Гавриловича Незымаева и его соратников был предъявлен недавно завербованный агент «Виддера».

На очной ставке с провокатором Павел вначале оцепенел, потом с гневом плюнул в его физиономию. Это был Алексей Кытчин, участник обсуждения плана «Переход». Рой мыслей пронесся в голове врача. Неужели это тот самый Кытчин, некогда тяжело раненный окруженец, которого с риском для жизни сотни километров протащил на своих плечах и спас от смерти лейтенант Костя Никишин? Тот Кытчин, которого и он, доктор Незымаев, тоже с риском для жизни тайком выходил в больнице, поставил на ноги и неосмотрительно пригласил в последний ответственный момент участвовать в обсуждении плана «Переход»?